Размер шрифта
-
+

Тайна лабиринта. Как была прочитана забытая письменность - стр. 29

Так как в линейном письме Б много самостоятельных знаков, Эванс заключил, что они должны быть детерминативами (хотя бы некоторые из них). Он выбрал один особо привлекательный знак: . Эвансу он напоминал трон, если смотреть сбоку, с торчащим скипетром: “Трон с высокой спинкой,

, как тот, что найден в тронном зале”. Поскольку этот знак появлялся во многих словах, Эванс пришел к выводу, что его использовали, по крайней мере в определенный период, как “идеограмму с характеристикой детерминатива”. Там, где этот знак появлялся рядом с символом, обозначающим вещь, например колесницу, “он, безусловно, указывал на владельца, принадлежащего к царской семье”, – уверял Эванс. А когда этот знак стоял рядом с именем собственным, он “указывал на царское происхождение”. (Как выяснилось через полвека, знак 
обозначал просто звук “о”.)

В руках Эванса многие другие знаки линейного письма Б приобрели иконическое измерение. Знак

, замеченный сначала на стене в Кноссе, а затем и на многих табличках, по мнению Эванса, мог быть “дериватом, обозначающим фасад здания или крыльцо”. Он выдвинул аналогичные предположения касательно десятков знаков.

С 1900 года и до своей смерти в 1941 году Эванс неоднократно пытался взять штурмом целый конгломерат символов, как если бы мог силой воли заставить таблички заговорить. Упрямство, увы, заставило его игнорировать важную подсказку на этой поврежденной табличке:



Если бы Эванс, прибегнув к дедуктивному методу, дошел до логического конца, он почти сразу справился бы с линейным письмом Б.

Джон Майрз отмечал в некрологе Эванса, что “первооткрыватель [критской] письменности не реализовал свое страстное желание дешифровать ее”. Но к моменту смерти Эванса это желание появилось у других.

Часть II

Детектив

Алиса Кобер. 1946 г.

Глава 4

Американский Шампольон

Вечером 15 июня перед аудиторией стояла строгая женщина. Колледж им. Хантера в Манхэттене был ее альма-матер, и сейчас, после двух десятилетий блестящей карьеры, ее пригласили выступить перед лучшими учащимися – кандидатами на вступление в общество Фи-бета-каппа.

От природы она была замкнутой, и выступать на публике было для нее невыносимо. Всякий раз она клялась, что этот раз – последний. Ее речь, как и все, что она писала, была плодом часов педантичного планирования, выстраивания, проверки. Как правило, всякая ее работа проходила добрый десяток черновиков. Вот и сейчас перед женщиной лежал машинописный текст с аккуратной правкой от руки.

Она была невзрачной, даже дурнушкой. Невысокая и пухленькая, она носила старомодную прическу и платье. За очками блестели темные, под тяжелыми веками, глаза. Тонкий рот производил впечатление чопорности. Как часто бывало с женщинами-учеными того времени, казалось, ее возраст преждевременно и безвозвратно перевалил за 40 лет.

Но как только она начинала говорить, слова гипнотизировали аудиторию:

На всех видах материала, известных человеку (на бумаге, пергаменте, папирусе, пальмовых листьях, на дереве, глине, камне и всевозможных металлах), существуют надписи, которые невозможно прочесть. Иногда это оттого, что система письма неизвестна, а иногда оттого, что, хотя мы знаем, как звучат знаки, неизвестен язык.

Эти молчащие документы принадлежат разным эпохам, от неолита до наших дней. Некоторые из них, вероятно, изготавливаются прямо сейчас. А те, которые были написаны в древности, особенно важны, поскольку могут пролить свет на прошлое…

Страница 29