Тайна книги Аристотеля - стр. 2
– Может быть, сядем на веранде, – предложил юноша. – Здесь хороший вид и свежо.
– Там вид еще лучше, отдельные кабинеты – на лодке, – дервиш кивнул в сторону реки, где в воде стоял крытый таййар, пришвартованный к небольшой деревянной пристани, разукрашенный и расписанный яркими красками. – Здесь на веранде нельзя заказать все, что тебе вздумается. Вино, например. Ты пьешь вино?
– Вообще-то нет.
– Почему? Пророк не дозволяет?
– Дозволяет. Я не мусульманин. А вы?
– А я мусульманин. Но я мусульманин того периода, когда Мухаммад еще сам пил вино. Я брошу пить, когда достигну того же возраста, в котором пророк запретил вино, так будет справедливо, и тебе придется с этим смириться.
– Да я не против.
– Вот и хорошо.
К ним подошел администратор, приветствовал и переговорил с дервишем. Прошли за ним через веранду на пристань и по скрипучим сходням поднялись на лодку. Провожатый привел их в небольшую каюту. Столик и две лавки, небольшое оконце. От проплывающих мимо лодок образовывались волны, и плавучий кабачок покачивало.
– Какие будут пожелания? – спросил подавальщик.
– Кебаба две порции, закуски и нектар, ты знаешь, о чем я. – распорядился дервиш.
– Кебаба сегодня нет, – сказал подавальщик.
– Как это нет. – воскликнул дервиш, – я всю дорогу расхваливал ваше мясо, а его нет! А что есть?
– Рыба, мангара, не пожалеете, очень вкусно, наш повар готовит ее на решетке.
– Что это за рыба, – спросил юноша, – я рыбак, никогда не слышал.
– Это усач, – ответил дервиш, – иракцы называют ее мангара.
– Я могу сам за себя заплатить, – сказал юноша, – не надо меня угощать.
Дервиш хмыкнул.
– Вообще-то это правильно, если я вскормлю тебе твой же дирхем, это будет неправильно. Ты мне нравишься. Как тебя зовут. Меня – Хаджи-баба.
– Меня зовут Гариб.
– Гариб, – то есть чужестранец. Интересное имя у тебя. О чем твои родители думали, когда тебя называли.
– Не знаю, – ответил юноша, – когда они были живы мне не пришло в голову спросить, а сейчас уже поздно.
– Да будет земля им пухом. Ну скажи мне, чужестранец, откуда ты взялся и что тебе нужно в славном городе Аль-Мансура? Ты ведь нездешний.
В дверь стукнули, затем она отворилась и вошел подавальщик с подносом. С него на стол перекочевали свежеиспеченная лепешка, козий сыр, тарелка с овощами и зеленью, и глиняный кувшинчик, неказистый, но круглобокий. Дервиш удостоверился в сохранности печати и кивнул головой. Подавальщик взломал печать. Дервиш вдохнул аромат и спросил:
– Откуда вино?
– Сирийское, пятилетней выдержки. Рыбу подадим позже, сперва закусите сыром.
– Ладно, иди. Будешь еще учить нас, чем закусывать.
Подавальщик виновато улыбнулся, наполнил чаши вином, пенящимся фиолетовым пузырями, и удалился. Дервиш погладил кривобокий кувшинчик и произнес:
Мне говорят кривы мои бока, что ж дрогнула горшечника рука.
– За знакомство, – добавил он, поднимая чашу.
Юноша медлил.
– Тебя что смущает? – спросил Хаджи-баба. – Пить или не пить? Не бойся. В этом заведении давние традиции. Никто не донесет. Мулам сюда вход заказан.
– Дело не в этом, – ответил Гариб, – и я вообще не мусульманин, гебр.
– Тогда тем более, пей. Сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
– Надо же, восемнадцать. А выглядишь моложе. Мне вот уже сорок семь, а выгляжу на пятьдесят, это несправедливо. Свою жизнь я посвятил суфизму. Десять лет провел в ордене танцующих дервишей. А потом ушел от них.