Тайна Карлоса Кастанеды. Часть II. Безупречность и сновидение - стр. 24
Космическое одиночество, в которое неминуемо погружается дон-хуановский воин, для человека, не преодолевшего собственное эго, состояние действительно ужасное. Ощущение абсолютного равенства всего перед всем, соположенности себя со всем остальным миром, приходящее в результате аннигиляции эгоистических механизмов, кардинальным образом переиначивает видение и переживание бытия, устраняя одиночество и любые виды страдания. Но прежде, чем произойдет подобная трансформация, воин последовательно испытывает труднейшие этапы становления, пока одни чувства уходят из его жизни, а другие – приходят. Его оставляет и страдание, и сострадание, и многое другое.
«Воины не способны чувствовать сострадание, потому что они не испытывают жалости к самим себе. Без движущей силы самосожаления сострадание бессмысленно.
– Не хочешь ли ты сказать, дон Хуан, что воин всегда сам по себе?
– В известном смысле да. Для воина все начинается и заканчивается собой. Однако контакт с абстрактным приводит его к преодолению чувства собственной важности. Затем его «я» становится абстрактным и неличным» (VIII).
Как видно, психология человека и впрямь переполнена парадоксами. Воин, для которого «все начинается и заканчивается собой», т. е., как считает ординарное сознание, закоренелый «эгоист», приходит к безличному – высшему проявлению не-эгоистического бытия личности, а человек, поглощенный озабоченностью и жалостью ко всему окружающему, всю жизнь оттачивает и совершенствует только свой рафинированный эгоизм.
Как определенная психотехника, преодоление жалости к себе непосредственно связано со «стиранием личной истории», о которой мы говорили выше в контексте разрушения описания мира и образа себя. Однако по утверждению дона Хуана, стирание личной истории (совершенно необходимое для разрушения перцептивных стереотипов, скрывающих от человеческого восприятия подлинную Реальность) чревато серьезными психологическими конфликтами, если не опирается на техники, связанные с достижением безупречности, в том числе – с избавлением от чувства собственной важности и жалости к себе.
«Он объяснил, что в помощь стиранию личной истории нужно было обучить меня еще трем техникам. Они заключались в избавлении от чувства собственной важности, принятия ответственности за свои поступки и использование смерти как советчика. Без благоприятного эффекта этих техник стирание личной истории могло вызвать в ученике неустойчивость, ненужную и вредную двойственность относительно самого себя и своих поступков.
Дон Хуан попросил меня вспомнить, какой у меня была наиболее естественная реакция в моменты стресса и замешательства до того, как я стал его учеником. Он сказал, что его естественной реакцией была ярость. Я ответил, что моей была жалость к самому себе.
– Хотя ты не можешь вспомнить этого, но тебе нужно было хорошо поработать для отключения своей головы, чтобы это чувство стало естественным, – сказал он. – Сейчас ты и представить себе не можешь, какие бесконечные усилия тебе потребовались, чтобы утвердить жалость к себе как отличительную черту на твоем острове. Жалость к себе была постоянным свидетелем всего, что ты делал. Она была прямо на кончиках твоих пальцев, готовая давать тебе советы. Воин рассматривает смерть как более подходящего советчика и свидетеля всего, что ты делаешь, вместо жалости к себе или ярости. После невероятной борьбы ты научился чувствовать жалость к самому себе. Но точно так же ты можешь научиться чувствовать свой неизбежный конец, и теперь уже иметь на кончиках идею своей смерти. Как советчик, жалость к себе ничто по сравнению со смертью» (IV).