Тайна для библиотекаря - стр. 24
Стоящий на телеге человек поднял руку, гомон толпы стал стихать. Я ожидал, что голос его будет соответствовать внешности – зычный, низкий, как и полагается народному вождю. Но Курин заговорил высоким, срывающимся тенором:
– Любезные друзья, постараемся за отечество свое и за дом пресвятые богородицы. Неприятель грозит наше селение предать огню, а нас в плен побрать и с живых кожи поснимать за то, что мы ему неоднократно упорствовали сражением!
Он старательно выговаривал слова, и мне пришло в голову – а не зазубрил ли он речь заранее, по бумажке, написанной дьячком-писарем?
Курина на телеге сменил тщедушный попик в обтрёпанном подряснике. Плешь на голове, обрамлённую редкими пегими волосами, прикрывает колпак-скуфейка, борода редкая, седая, смешно торчала вперёд. И тут же с колокольни Воскресенской церкви загудела медь, крестьяне стали стаскивать шапки, обмахивались крестными знамениями, опускались на колени. Я огляделся – казаки с павлоградцами истуканами сидели в сёдлах, обнажив головы.
А попик выводил:
– Скорый помощниче всех усердно к тебе прибегающих, святый благоверный великий княже Александре! Ты в житии твоем ревнитель и защитник православный веры был еси: и нас в ней твоими к Богу молитвами непоколебимы утверди. Ты, победив полки супостата, от пределов российских отгнал…
– Молитва святому благоверному князю Александру Невскому! – растолковал казак. Он часто, истово крестился, комкая суконную шапку в левой, сжимавшей поводья руке. – Крестьянам без молебна неможно. Люди они не воинския, как живот свой положить? А так – пропели молебен со акафистом, простились друг с другом, и с помощию божиею приуготовились!
Позади фыркнула, захрапела лошадь. Я обернулся – штаб-ротмистр Богданский собственной персоной. Кивер зажат под локтем, правая рука вздёрнута, пальцы собраны в приличествующую щепоть. Из-за плеча у него ухмылялся корнет Алфёров – тоже с непокрытой головой, однако, креститься по примеру начальства и не думает. Я ответил ему улыбкой: Мальчишка, вольнодумец, что с него взять…
– Ну, всё, господа, помолились, и довольно. – заговорил штаб-ротмистр. Настроение у него было приподнятое в ожидании лихого дела. – Как в писании: “Богу – Богово, а кесарю – кесарево”. Сейчас скачем на дальнюю околицу и занимаем позицию в рощице. Диспозиция такая будет: куринцы лягушатников в село впустят – сделают вид, что они мирные жители и о сопротивлении даже помыслить не могут. “Мол, мы всё вам продадим, в этой усадьбе муку возьмёте, а с повозочкой давайте в другую усадьбу, там стог сена есть, а там дальше пройдёте по домам, хлебушком и картошечкой разживётесь…” А когда передовой отряд растащат по дворам, тут-то другие мужички, что по избам сидеть будут, на вилы их и взденут! А мы в засаде выждем. Французы вояки серьёзные, и даже если их врасплох застать, драться будут крепко. Пушки, опять же – непременно они их на левом фланге поставят, возле сосновой рощи, чтобы село держать под обстрелом. Вот по ним мы и ударим в первую очередь.
Павлоградцы с казаками одобрительно загомонили. Захватить внезапным наскоком из засады пушки, разогнать орудийную прислугу – это было привычно, и они уже предвкушали, как будут скакать, стрелять, рубить…
Штаб-ротмистр крутанул на месте свою рыжую кобылу, заставив испуганно попятиться обступивших нас мужиков.