Татьянин день - стр. 6
Очень хотелось бы, конечно, установить окончательную истину, ткнуть пальцем: вот это – стопроцентно подлинный Эдгар По, а все остальное – имитации, симулякры, более или менее сложные подделки. Но фигура такого масштаба, да еще при столь пристальном изучении, неизбежно распадается на пиксели, на отдельные точки даже у самого ответственного и беспристрастного исследователя. Пожалуй, настоящий Эдгар По (насколько близко вообще мы способны подобраться к истине) и есть сочетание несочетаемого: распутник и святой, расчетливый интриган и витающий в облаках мечтатель, критик и поэт, безумец и гений рационального мышления – все одновременно.
Ну а остальное о нем скажут его произведения, стихи и рассказы, рецензии и эссе. Хотя, конечно, и в этих текстах каждый читатель найдет только часть не поддающегося описанию целого – зато непременно обнаружит и что-то исключительное, особое, только своё.
© Василий Владимирский, 08.01.2019
Необыкновенное приключение некого Ганса Пфааля
Мечтам безумным сердцаЯ властелин отныне,С горящим копьем и воздушным конемСкитаюсь я в пустыне.Песня Тома из Бедлама
Согласно последним известиям, полученным из Роттердама, в этом городе представители научно-философской мысли охвачены сильнейшим волнением. Там произошло нечто столь неожиданное, столь новое, столь несогласное с установившимися взглядами, что в непродолжительном времени, – я в этом не сомневаюсь, – будет взбудоражена вся Европа, естествоиспытатели всполошатся и в среде астрономов и натуралистов начнется смятение, невиданное до сих пор.
Произошло следующее. Такого-то числа и такого-то месяца (я не могу сообщить точной даты) огромная толпа почему-то собралась на Биржевой площади благоустроенного города Роттердама. День был теплый – совсем не по времени года, – без малейшего ветерка; и благодушное настроение толпы ничуть не омрачалось от того, что иногда ее спрыскивал мгновенный легкий дождичек из огромных белых облаков, в изобилии разбросанных по голубому небосводу. Тем не менее около полудня в толпе почувствовалось легкое, но необычайное беспокойство: десять тысяч языков забормотали разом; спустя мгновение десять тысяч трубок, словно по приказу, вылетели из десяти тысяч ртов и продолжительный, громкий, дикий вопль, который можно сравнить только с ревом Ниагары, раскатился по улицам и окрестностям Роттердама.
Причина этой суматохи вскоре выяснилась. Из-за резко очерченной массы огромного облака медленно выступил и обрисовался на ясной лазури какой-то странный, весьма пестрый, но, по-видимому, плотный предмет такой курьезной формы и из такого замысловатого материала, что толпа крепкоголовых бюргеров, стоявшая внизу разинув рты, могла только дивиться, ничего не понимая. Что же это такое? Ради всех чертей роттердамских, что бы это могло означать? Никто не знал, никто даже вообразить не мог, никто – даже сам бургомистр мингер Супербус ван Ундердук – не обладал ключом к этой тайне; и так как ничего более разумного нельзя было придумать, то в конце концов каждый из бюргеров сунул трубку обратно в угол рта и, не спуская глаз с загадочного явления, выпустил клуб дыма, приостановился, переступил с ноги на ногу, значительно хмыкнул – затем снова переступил с ноги на ногу, хмыкнул, приостановился и выпустил клуб дыма.