Татьяна и Александр - стр. 8

– Не надо, Шура, прошу тебя, не надо.

– Ты так крепко обнимаешь меня. Разомкни ноги.

– Нет. Не двигайся. Пожалуйста. Просто…

– Уже почти шесть, детка. Мне пора.

– Шура, милый, прошу тебя… не уходи.

– Не кончай, не уходи. Что мне делать?

– Останься здесь. Внутри меня. Навсегда внутри меня. Не сейчас, не сейчас.

– Ш-ш-ш, Таня, ш-ш-ш. – И пять минут спустя он готов выскочить за дверь. – Мне надо бежать, нет, не провожай меня до казарм. Я не хочу, чтобы ты шла одна в темноте. Пистолет, который я тебе дал, все еще у тебя? Останься здесь. Не смотри, как я иду по коридору. Просто… иди сюда. – Он заворачивает ее в шинель, прижимая к себе, целует ее волосы, губы. – Будь хорошей девочкой, Таня! И не говори: «Прощай!»

Она отдает под козырек.

– Увидимся, капитан моей души, – произносит Татьяна, лицо которой омыто слезами с пятницы до воскресенья.

Он солдат Красной армии?

Да.

Тот ли он человек, который доверил свою жизнь Дмитрию Черненко, жалкому демону, скрывавшемуся под маской друга?

И снова да.

Но когда-то Александр был американцем Баррингтоном. Он разговаривал как американец. Он смеялся как американец. Он играл в летние игры и плавал как американец. И будучи американцем, принимал свою жизнь как должное. У него были друзья, которые, как ему казалось, останутся с ним на всю жизнь. Когда-то были леса Массачусетса, которые Александр называл домом, и у него была детская сумка, где он хранил свои маленькие сокровища: ракушки и стертые осколки стекла, найденные им в проливе Нантакет, обертку от сахарной ваты, кусочки бечевки и тетивы, а также фотографию друга Тедди.

Когда-то у него была мать, и ее смуглое смеющееся лицо с большими глазами часто всплывало в его памяти.

И когда на черном небе светила голубая луна и на него проливали свет звезды, на какой-то миг Александр понимал, как ему ускользнуть от всей его советской жизни.

Однажды.

Жизнь Александра Баррингтона подходила к концу. Что ж, он не собирался уйти тихо.

Он прикрепил к кителю три медали «За боевые заслуги» и орден Красной Звезды, полученный за провод танка через озеро по тонкому льду, надел фуражку, сел на стул у койки и стал ждать.

Александр знал, как НКВД приходит за людьми вроде него. Им надо было привлечь к себе как можно меньше внимания. Они приходили глубокой ночью или на многолюдном железнодорожном вокзале, когда вы собирались отправиться на отдых в Крым. Они приходили на рыбный рынок или заявлялись к соседу, который на минуту приглашал вас к себе в комнату. Они спрашивали разрешения сесть за один стол с вами в столовой, где вы ели пельмени. Они плутали по магазину, а потом просили вас подойти к ним в отделе заказов. Они садились рядом с вами на скамейке в парке. Они всегда были вежливы, спокойны и щегольски одеты. Машина, подъезжающая к тротуару, чтобы доставить вас в Большой дом, и находящееся при них оружие никогда не бросались в глаза. Одна женщина, арестованная среди толпы, громко закричала и, взобравшись на фонарный столб, продолжала кричать так, что даже обычно безразличные прохожие остановились и стали смотреть. Она сделала работу НКВД невозможной. Им пришлось оставить ее в покое, и она, вместо того чтобы затеряться где-то на просторах страны, отправилась домой и легла спать. Они забрали ее ночью.

За Александром впервые пришли после школьных занятий. Он был с другом. К нему подошли двое мужчин и сказали, что он забыл о встрече с учителем истории. Не мог бы он вернуться на минуту и поговорить с учителем? Александр сразу распознал, учуял их ложь. Не двигаясь, он схватил друга за руку и покачал головой. Друг поспешно ушел, так как догадался, что он здесь лишний. Александр остался наедине с двумя мужчинами, обдумывая возможные варианты. Увидев черную машину, медленно подъезжающую к тротуару, он понял, что вариантов становится меньше. Станут ли они стрелять ему в спину средь бела дня, если вокруг полно людей? Решил, что не станут, и дал деру. Они погнались за ним, но им было тридцать с хвостиком, а не семнадцать. Через несколько минут Александр оторвался от них, свернул в переулок, спрятался, а потом пошел на рынок у Никольского собора. Купив немного хлеба, он побоялся идти домой. Он подумал, что они придут за ним туда, и провел ночь на улице.