Татьяна и Александр - стр. 53

Иванов отошел к другому охраннику.

– Пожалуйста, повернитесь, майор, – сказал он.

– Нет, – ответил Александр, держа руки по швам и глядя на двоих парней с винтовками. – Вот он я. Чего вы боитесь? Как видите, я почти голый и без оружия. – Он расправил плечи; солдаты замерли. – Товарищи, не мне же отдавать приказ поднять оружие. Вам придется сделать это самостоятельно.

– Ладно, приготовься, Иванов, – сказал второй ефрейтор.

Они подняли винтовки. Александр заглянул в дуло одной из винтовок и прикрыл глаза. «Господи, прошу, позаботься о Тане, которая остается одна в этом мире!»

– На счет «три», – сказал ефрейтор, и двое парней взвели курок винтовки.

– Раз…

– Два…

Александр взглянул на их лица. Оба были напуганы. Он заглянул себе в душу. Ему было холодно, и он чувствовал, что не завершил свои дела на земле, – дела, которые не могут ждать вечно. Александр не видел дрожащих ефрейторов, он видел лицо одиннадцатилетнего паренька в зеркале комнаты в Бостоне в тот день, когда их семья покидала Америку. «Каким я стал человеком? Стал ли я тем человеком, каким хотел видеть меня отец?» Александр сжал губы. Он не знал. Но он знал, что стал человеком, каким сам хотел быть. «В такой момент, как сейчас, это помогает», – подумал он, расправляя плечи. Он был готов услышать «три».

Но «три» не прозвучало.

– Постойте! – услышал он чей-то крик сбоку.

Солдаты опустили винтовки. К Александру живо подошел Слонько, одетый в теплое пальто, фетровую шляпу и кожаные перчатки.

– Отойдите, ефрейторы! – Слонько накинул на спину Александра пальто. – Майор Белов, вы счастливчик. Сам генерал Мехлис приносит вам извинения.

Слонько положил руку на плечо Александра. Почему Александр от этого вздрогнул?

– Пошли. Вернемся. Вам надо одеться. Вы закоченели.

Александр холодно рассматривал Слонько. Однажды он читал о подобном опыте Федора Достоевского с гвардейцами Александра II, готовыми казнить его. В последнюю минуту его помиловали по воле императора и вместо казни отправили в ссылку. Это испытание, когда он смотрел смерти в лицо, а потом был помилован, изменило Достоевского. У Александра же не было времени, чтобы так глубоко заглянуть в свою душу и измениться за пять минут. Он считал, что это не милосердие, а какая-то уловка. До этого он был спокоен и сейчас оставался спокойным, если не считать дрожи, время от времени пронизывающей его до костей. К тому же, в отличие от Достоевского, за последние шесть лет он слишком часто смотрел смерти в лицо, чтобы в этот момент пасть духом.

Следом за Слонько Александр вошел в здание школы, а замыкали группу двое ефрейторов. В небольшой теплой комнате он нашел свою одежду и сапоги, а на столе – еду. Дрожа всем телом, Александр оделся. Он засунул ноги в носки, как ни странно, выстиранные, и долго разминал ступни, чтобы возобновить приток крови. Он заметил на пальцах черные пятна и на мгновение задумался об обморожении, инфекции, ампутации, но лишь на мгновение, потому что его рана на спине горела огнем. Ефрейтор Иванов предложил ему стакан водки, чтобы согреться. Александр выпил водку и попросил горячего чая.

После неторопливой трапезы в теплой комнате Александр почувствовал сытость и сонливость. Не просто сонливость, а нечто близкое к беспамятству. На миг он закрыл глаза, а когда открыл их снова, перед ним сидел Слонько.