Танковый таран. «Машина пламенем объята…» - стр. 12
Степан Никифорович Стеценко так и сделал. Да еще и помог стрелку-радисту покинуть горящий танк.
Втроем танкисты рванулись прочь от гибнущей машины, и едва они упали на дно очередной воронки, как за спиной оглушительно громыхнуло, а по спинам прошла волна жара. Это взорвался боекомплект оставленной «тридцатьчетверки»…
– Ну что, славяне, все живы?
– Так точно, товарищ командир. А что с Лешкой-заряжающим?
– Помер Лешка… Если бы меня на пол боевого отделения не сбросило от удара, и я тоже бы отдал богу душу… Выбираться надо, дождемся нашу пехоту – вместе воевать веселее. А назад нам пути нет – команды отходить не было. Рыпнемся – расстреляют, как паникеров и трусов.
Дождались. В воронку скатились двое красноармейцев в белых маскировочных халатах. За собой они волокли станковый пулемет «максим» на салазках.
Второй номер заправил матерчатую ленту из массивного патронного ящика. Пулеметчик приник к оружию, передернув затвор, и установил прицельную планку. Потом взялся за рукоятки и надавил на гашетку. «Максим» отозвался дробной, злой очередью. Бешено замолотил затвор, посыпались на снег горячие дымящиеся гильзы.
– Вот вам, сволочи! Получите, гады! – Пулеметчики так были заняты стрельбой, что заметили трех танкистов только в очередном перерыве между очередями, когда заправляли свежую ленту.
– Эй! А вы кто такие?!
– Дед Пихто… Танкисты – вон наша «тридцатьчетверка» догорает…
– А… «гремя огнем, сверкая блеском стали»!..
– А ты не шибко-то скалься, «царица полей»! – вдруг разозлился Горелов. – Что дальше-то делать?
– Воевать! – Пулеметчик снова взялся за рукоятки управления огнем.
Так и начали воевать вместе. Ползком, от воронки к воронке, прячась за трупами красноармейцев, они продвигались вперед в огненно-снежной круговерти. Танкисты прикрывали огнем пулеметный расчет, а пулеметчики – танкистов. Николай Горелов стрелял из ППШ, гвардии старшина Стеценко вырвал из закоченевших пальцев мертвого красноармейца «трехлинейку» Мосина. То же самое сделал и стрелок-радист.
До передовых немецких окопов оставалось не так уж и много, но пройти этот путь было почти невозможно.
Противотанковая артиллерия гитлеровцев выбила все боевые машины атакующих советских войск, а теперь в дело включились пулеметы. Огненные плети раскаленного свинца стегали по белому покрывалу снега, пятная его красным… От плотного огня почти невозможно было укрыться, и молодецкое «Ур-ра!» очень быстро захлебнулось кровью.
А тут еще ударили минометы. Нет для пехоты страшнее завывания мин – этого пронзительного голоса смерти! И нет от них спасения. Фонтаны снега и земли расшвыривали тела красноармейцев – каленые, иззубренные осколки секли их нещадно. Оторванные конечности, головы летали в воздухе, пропахшем порохом и кровью…
Если это не ад, то что?
При плохо спланированном, поспешном наступлении Калининского, а затем и Западного фронтов советские солдаты столкнулись с теми же самыми трудностями, что и немцы, когда совсем недавно наступали на Москву.
Первым пунктом шел «Генерал Мороз» – солдаты Вермахта были не готовы к таким климатическим условиям. Обморожения, «белая смерть» в снегах преследовали их уже с середины ноября. Но ведь и красноармейцам приходилось наступать сейчас в тех же самых условиях! По колено, а то и по пояс в снегу, когда морозный воздух наждаком разрывает легкие!..