Танк по имени Лютик - стр. 2
«…Признать Кузенкова М.П. виновным. Назначить наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет. Условно.» Условно. Слышали. За четыре. Нет. Пять жизней за пять лет. Условно. Как-будто и не было ничего. За то что по пешеходке правильно шли. Как надо все сделали. Я Светку сам учил. Посмотри налево, посмотри направо. Ленка моя Васильевна…Как же так. У кого спросить. Как же так. Все закончилось и теперь только понял. А так нельзя. Неправильно так. Понимать нужно, когда оно есть. Когда светлыми глазами на тебя смотрит. Когда мухой нудит и нудит, если с мужиками переберешь немного. Говоришь ей : « Лен, заколебала, честно! Дай тишины». Теперь у меня всегда тихо. Думайте, мужики. Чем это лучше. В тишине ходить как в бараньем монгольском тулупе по Краснодарскому краю. Неправильно. Надо, чтобы правильно. Иначе как, мужики? Короче, похоронил я своих. «Архангелу Петрову» он же Самвел Мартиросян – по похоронам у нас главный тамада, за свое местечко заплатил. Чтобы потом рядышком и никогда не расставаться. Не так как сейчас. Самвел все как надо сделает. Поминки, главное, чтобы нормальные были. Не сказали потом, что Буравчик Костя чего-то там зажилил. По судейству я дальше не пойду. Мне адвокат сразу сказал. Честный парень, пока молодой. Там глухо всё. В Москве тетька-дядька какие-то. Чего-то добиться, надо всю фабрику номер семь заложить и еще село Стефаново. Я с этим Кузенковым сам разберусь. По справедливости. Чтобы вы знали. Я не бармалей пустоголовый. Не думайте. Хотя думайте. А я ничего чиркать не буду.»
В оставшиеся дни Костя Буравчик доделывал то, что осталось от его красивой, сильной жизни. Сходил к нотариусу. Переписал на сеструху, в прошлом году до конца доведенный кирпичный двухэтажный дом. 12 лет его строил. Фундамент, кладочку из красных «кремлёвских» кирпичей. Всё своими руками. Бригады нанимал, но и сам изо всех сил старался. А крыльцо? Ни у кого такого крыльца нет. До Калуги так точно. Во сне его Костя увидел. С греческими колоннами и лестницей винтом подкрученной. Это вспомнить, сколько бегал, чтобы камень подходящий добыть. Из Серпухова колонны волок. Жить бы теперь да жить. Теперь пропадет все. Не сразу. Сеструха поупирается, но мужик у нее. Колька Дымов. Так- то нормальный. Не бьет. Вроде любит. Цветы таскает с духами на праздники и так. Нормальный. Но с червоточиной. Лучше бы колбасу домой таскал, если в цеху соответствующем работаешь. Переписал дом Буравчик. Документы пока сеструхе не показывал. Сложил в палехскую шкатулку и ключик в замочке оставил. Чтобы не искали и не сломали такую красоту. За просто так живёшь! Оставалось купить подарки. Был у них такой обычай. Старый Новый Год заканчивали всегда одинаково. Костя выключал гирлянду на искусственной голубой ели. Буравчик привез ее из китайского Харбина. Лена зажигала толстые ароматные свечи. Костя подкатывал к вроде кожаному дивану круглый журнальный столик. Раскладывал листки, в центр высыпал фломастеры. Все записывали старательно планы на будущий год. Потом он собирал мечтательные листки в школьную клеточку и запирал их в палехскую шкатулку. В этом году самая младшая Светка впервые писала сама. Оккупировала любимый Костин салатовый фломастер. Написала печатными, едва-едва осознаваемыми буквами: « Мне КунгФуПанду. Самую большую. Папи куртку из Селы. Ходит как дедБорис». Денег у Буравчика поначалу было много. Своих запасов, а потом люди собрали, и администрация кой-чего подкинула. Никогда столько разом не было, а теперь и не будет. Потому что Костя почти все сразу потратил. В самый притык оказалось, когда за подарками отправился. Ничего. Зачем ему эта куртка, а на мультиварку-скороварку, похожую на бежевую кастрюлю с ушками, Ленка каждый раз заглядывалась. Когда по делам в Калугу приезжали.