Танго у ростральных колонн - стр. 16
Все мое существо возликовало, едва я увидел знакомый номер на экране айфона. Я почувствовал себя приговоренным к заключению в одиночной камере на долгие годы, которому вдруг отменили приговор.
– Привет! Куда же ты пропала? – чуть не закричал я в трубку от переполнявшей меня радости.
– Была занята, – ответила Ксения без малейших признаков извинения в голосе. Великая писательница была занята и все тут! – Я передумала по поводу портрета. Но пусть это будет карандашный набросок, а не холст и масло. Хорошо?
– Хорошо! Я согласен на любые твои условия! – Душа моя ликовала, трепеща крошечными крылышками. Она согласилась, согласилась!!
На радостях я схватил подвернувшегося под руки Лёлика и расцеловал в усатую морду. Кот оторопело застыл, вытянув лапы и округлив от удивления зеленые глазищи. Это было бесцеремонное и наглое вторжение в его жизненное пространство! И только потому, что Лёлик был застигнут врасплох, он не успел выпустить когти.
Ксения категорически отказалась прийти ко мне домой. Поэтому мы встретились спустя два дня возле метро «Горьковская» и пошли пешком по аллее Александровского парка в сторону планетария. Солнце разукрашивало дорожки загадочными золотыми узорами, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, которые ерошил озорной ветер с Невы. Отдыхающих, гуляющих по тенистым аллеям, было много, но я все-таки нашел свободную скамейку недалеко от входа в планетарий и, усадив свою восхитительную модель, достал из сумки альбом, карандаши и принялся за рисунок.
Ветерок теребил прядь волос у щеки Ксении, легкие тени от листвы скользили по открытому лбу, в уголках губ притаилась застенчивая улыбка. Боже, как же она прекрасна! Богиня, настоящая богиня!.. Карандаш в моей руке в порыве вдохновения птицей порхал по белому листу бумаги, оставляя тонкие, легкие, воздушные линии и постепенно проявляя небесной красоты лицо самой удивительной девушки на свете. Я любовался ею и не пытался скрыть свое восхищение, наверное, поэтому праздно шатающиеся туристы и свободные от работы петербуржцы то и дело останавливались за моей спиной и одобрительно кивали головами, улыбались и перешептывались между собой, давая хорошую оценку моей работе. Ксения тихонько посмеивалась, бросая быстрые взгляды на зрителей, стараясь не менять позу и выражение лица.
Когда я наконец убрал карандаш и с удовлетворением рассматривал в вытянутой руке законченный портрет, кто-то постучал меня по плечу и деликатно кашлянул. Я обернулся. В двух шагах от меня стояла разодетая в сверкающие стразами одежды, ярко накрашенная дама лет пятидесяти с хвостиком.
– Я тоже такой хочу! – заявила она низким, прокуренным голосом, кивнув на портрет.
– Но я… – пробормотал я, но не успел договорить, когда Ксения склонилась ко мне и прошептала в самое ухо «Соглашайся! Ты же художник». И улыбнулась так просительно, что я не смог возразить.
Модели поменялись местами на скамейке, и теперь Ксения с интересом наблюдала за моей работой, а дама поправила пышную прическу и с важным видом задрала вверх подбородок. Я сдержал улыбку и достал чистый лист бумаги. Я был счастлив, молод и влюблен, а самая красивая девушка на свете стояла рядом со мной, поэтому я, не стесняясь, покривил душой, откровенно омолодив свою возрастную натурщицу и щедро приукрасил ее портрет. Почему бы не сделать человеку приятное?