Танец песчинок - стр. 8
Я засмотрелся на то, как свет лампы обрисовал тонкую фигуру Шустера на стене – силуэт был похож на призрак из готического театра теней. За этими наблюдениями смысл последней фразы не сразу дошёл до меня.
– Что ты сказал? Убийца? – переспросил я, чувствуя, как кулаки сжимаются помимо воли. – Он здесь?
– Да. И это он нас вызвал. Законопослушный гражданин, когда не убивает, не находишь?
Я всегда считал, что мой юмор чернее некуда, но порой Шустер превосходил меня и в этом. Как и во всём остальном, кроме выпивки, разве что. Но этим мне было трудно гордиться.
– Где он сейчас?
– Ребята заперли в каморке и не спускают с неё глаз. Если парень не умеет проходить сквозь стены, то никуда не денется.
– Мне хочется потолковать с ним.
– Понимаю… – усмешка Шустера могла бы напугать кого угодно. Она была такой же неживой и непроницаемой, как и взгляд из-под зеркальных очков. – Но это потом, Любо. У нас здесь хватает неразгаданных загадок и без убийств. Ничего не замечаешь?
Я слишком хорошо знал Шустера и сомневался, что он предлагает ползать на коленках в поисках улик или строить путанные версии произошедших событий. То, о чём говорил Шустер, лежало на поверхности.
Я присмотрелся к столу, за которым, по-видимому, Док сидел, когда убийца проник внутрь – стул был опрокинут, как это бывает, когда резко встаёшь. На потрескавшейся поверхности деревянной столешницы лежали разбросанные в беспорядке бумаги, исписанные каллиграфическим почерком. Отдельно, стопкой, покоились три конверта. Я аккуратно пальцем сдвинул их веером, чтобы прочитать адресатов, и присвистнул.
Док общался с весьма разношёрстной компанией, которую, впрочем, довольно легко было представить собранной вместе.
Легба, барон Рюманов и Рабби Шимон – самые значимые из когорты проповедников, мечтающих подчинить Медину воле своих богов. Протянув руку, я поймал одобрительный кивок Шустера – можно было не переживать из-за отпечатков, криминалист уже поработал над конвертами. Открыв один (они были не запечатаны), я вытащил листок бумаги за самый краешек и быстро просмотрел содержимое.
На листе бумаги лишь слово, но сколь многозначительно его можно интерпретировать.
«Получилось…»
Вернув конверт на место, я двинулся вдоль стены, не сомневаясь, что Шустер говорил не только о письмах. Само преступление, необычный труп, позвонивший убийца, конверты и послания – тайны, подобно рыбам, обожают собираться в том месте, где прикормлено.
Под ногой что-то заскрипело, и я наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Передо мной было нечто вроде чёрного песка, так непохожего на жёлто-рыжий ковёр, лежащий на улицах Медины. Тонкой ровной линией, которая не прерывалась ни в одном месте, чёрный песок лежал вдоль стен комнаты. Взяв щепотку, я понюхал – чёрный песок пах пылью и тленом и ничуть не походил на порох.
Мысль о взрывной дорожке пришлось отбросить.
– Не порох, – подтвердил Шустер. – Пока не представляем, что это. Однако, как написано в письме Дока: «Получилось».
– Что? – спросил я, но пока вопрос слетал с языка, понял всё сам.
В комнате царила идеальная чистота, которая возможна в Медине только в первые несколько минут после уборки. Потом песок непременно возьмёт своё.
Я слышал о нескольких парнях, которые осознанно отказались от мебели, предоставляя песку право устраиваться так, как он того хочет. Эти безумцы спали на песчаных пригорках, мягко ступали по шершавому ковру и часами наблюдали миграцию дюн в собственных гостиных. Наверняка, чтобы оправдать сумасшествие, парни придумали какую-нибудь знатную теорию под это дело. Я даже пожалел на секунду, что так и не удосужился спросить.