Танец на острие клинка - стр. 9
Он сказал, что хочет вернуть меня отцу, но когда караван тронулся в путь, солнце было за спиной, как и каждое последующее утро нашего пути. Однако мы движемся не на светлеющий горизонт, как должно было быть, если бы мы возвращались. Солнце встаёт по правую руку нашего пути.
Да и что мне после этих приключений в доме отца делать?
Так оплачут меня один раз, погрустят и будут добром вспоминать. А если я вернусь после похищения, то стану вечным укором отцу в том, что не уберёг дочь. Замуж мне теперь не выйти даже за многодетного вдовца – я опозорена.
Придётся из милости доживать век у кого-то из дальней родни, помогая вести хозяйство и воспитывать детей, при этом не высовывая носа из самых дальних комнат женской половины.
Грустная судьба.
Но и с Абдом ехать не желаю. Не верю в его добрые намерения. Небось сам задумал продать меня. Вопрос: кому? Уж точно не во дворец султана. Боюсь, от этого негодяя можно ждать только неприятностей.
Остаётся мне надеяться, что охрана каравана нас догонит и вернёт назад. Ветра нет, значит, следы наши не заметить трудно.
А там как Всесущий решит.
Тень верблюда уже спряталась под его брюхо, показывая, что полдень наступил, когда Абд остановился у полузанесённых песком развалин. Кряхтя, сполз на землю, осмотрелся, словно желая вспомнить, куда идти, и шагнул между стен.
– Поди сюда и верблюдов с собой веди, – донёсся до меня его зов.
«Быстро я из госпожи в служанку превратилась», – подумала я и осталась сидеть в седле. Пусть верит, что везёт слабую, изнеженную девицу, которая носа из женской половины дома никогда не высовывала. Вот не могу я без помощи мамок-нянек шагу ступить, потому буду капризничать и вредничать.
Главное, личико поглупее сделать.
Если он собрался меня продать, то ничего плохого сделать не посмеет – ценность упадёт в разы, и он много потеряет.
– Что ты медлишь? – из проёма высунулось голова моего похитителя.
– Помоги мне! – самым высокомерным тоном, какой только смогла изобразить, заявила я.
Абд, бурча себе под нос что-то нелестное о бесполезных девках, приказал верблюду лечь на землю и подал руку, чтобы я не упала, запутавшись в накидке.
– Иди внутрь. Сейчас животных туда заведу, чтобы погоня нас не увидела.
Обернулась как бы поправить капюшон, сползающий с головы, и увидела, что наёмник водит палкой в локоть длиной по следам нашим. И сглаживается песок, словно давно уже не тревожил его никто.
Так вот почему время от времени отставал Абд, позволяя моему верблюду впереди ехать. Следы наши стирал.
Никто мне не поможет.
Самой выбираться придётся. А как?
Просто сбежать – вряд получится. Догонит, свяжет или опоит опять, тогда и вовсе надежды не будет. Обезвредить здорового воина могу только во сне.
И опять вопрос: как?
Мы сидели с отцом на пушистом ковре под чинарой. Яркие звёзды в бархатной темноте неба висели так низко, что казалось,протяни руку и собирай, как ягоды в ладонь.
– Отец, почему девочек не берут в школу? – сколько уже времени прошло с того злосчастного дня, как отец оставил меня дома, но никак не могу смириться с этим.
Сладкий кальянный дым струйкой уплывал вверх, исчезая в густой листве старого дерева. Отец не спешил с ответом. Со вздохом отложил мундштук, отодвинул подушку.
– Знаешь ли ты, пэри моего сердца, чем занимаются танцоры после школы?