Танец мотылька. Куколка - стр. 5
Бросаю мобильный в рюкзак. У меня нет элегантных сумок. Я неизменно обожаю спортивный стиль. Каблуки, высокие прически, нарядные платья в пол? Нет. Это точно не про меня. У меня самые простецкие вещи и рюкзаки из разных материалов: джинсовые, кожаные, текстильные. Некоторые Злота подарила: она любит рукодельничать, но большинство сумок мне все-таки Марк купил. Он всегда знал, как мне угодить, и никогда не перечил моим консервативным вкусам.
Его нет рядом несколько минут, а я уже скучаю. Бедра горят от напряжения, а пульсация оргазма еще до конца не отпустила, и тепло эйфории дрожит на кончиках пальцев. От этого я кажусь вялой мухой, что попалась в сладкий сироп, но взволнованный голос Стефы, мои предчувствия и кошмарные сны делают свое дело. Наспех причесавшись и стянув волосы в хвост, я бросаюсь к выходу.
Пронзительный звонок в дверь меня останавливает. Марк? Забыл что-то?
Подхожу осторожно. На цыпочках. Словно боюсь разрушить тонкое стекло под ногами.
– Марк, ты? – спрашиваю, а сама чувствую, что сейчас грохнусь в обморок от волнения.
– Вика, открой! Это Ян, – знакомый и родной голос глушит эмоции и возвращает силу воли.
Я, не раздумывая, проворачиваю замок и пропускаю Зимовского в квартиру. Он румян, как всегда лохмат на темечке, лоб взмок от пота, в ухе блестит аккуратное колечко. Друг дрожащей рукой трет по выбритому виску. Визерунки модной стрижки гаснут под его пальцами.
– Ты разминулся с Марком, – усмехаюсь я. – Он минут десять, как уехал.
Зима закусывает губу, будто сомневается. Опускает голову и затравленно смотрит исподлобья. А в черных глазах непроглядная тьма: затягивает, пугает, выворачивает.
Сжимая ремни рюкзака в ладонях, я непроизвольно отступаю. После звонка Злоты, будто камень в груди застрял, дышать не даёт.
Дверь захлопывается от сквозняка. Ян вздрагивает, а в его взгляде появляется странный блеск. Будто звериный.
Я от ужаса влипаю в стену.
– Ян? Что с тобой? Почему ты так смотришь? Уходи… Прошу тебя.
– Нет, – он запускает пальцы в аккуратно стриженную бороду и качает головой. – Я должен это сделать. Прости, Вик.
Пячусь и, спотыкаясь о край ковра, падаю назад. По инерции вылетаю в гостиную спиной вперед. Ян вмиг нависает надо мной и загораживает собой свет из окна.
– Что ты творишь? – шевелю губами. – Мы же друзья…
– У меня нет выбора. Ты поймешь меня. Когда-нибудь.
Он тянется ко мне рукой, а я закрываюсь рюкзаком, будто щитом. Меня колотит от страха и неприятия.
– Уйди, Зима! – забиваюсь в угол. – Что это за шутки?!
Не шутит он. Глаза горят, как у голодного волка, и он знает, что хочет сделать. Только я не смогу ни себе, ни ему этого простить. Внутри, будто кислота, разливается горе и боль. – Не делай этого… – отворачиваюсь, когда его крупная шершавая ладонь касается щеки. Скользит по скуле и, касаясь подбородка, тянет вверх. Я знаю, что он хочет сделать. Чувствую кожей.
– Посмотри на меня, – приказывает Зима чужим голосом.
Мотаю головой и закрываю плотно-плотно веки. Я не могу на него смотреть. Он же наш друг!
Ян забирает рюкзак, и я чувствую, как вторая ладонь ложится на другую щеку. Я не смогу себя защитить. Даже если захочу его ударить, не смогу. Близкий человек! Предатель?
– Смотри на меня! – гаркает Зимовский.
И я распахиваю веки. На ресницах пляшут темные пятна, в груди заканчивается воздух. Но я не могу кричать или шевелиться: будто застывшая подо льдом рыбешка.