Танец бабочки-королек - стр. 32
– Вас, пехоту, по одному только запаху за километр учуять можно.
– А на тебя, кавалерист, глянуть, так и не скажешь, что ты издаля идёшь, – отмолвил старший. Похоже, он уже пришёл в себя, говорил спокойно и уверенно, не скрывая своего старшинства.
Все остальные молчали. Молча переглядывались, ждали. Из оружия у них была одна винтовка и штык-нож от СВТ на поясе старшего.
– Вижу, кавалерист, ты не один пришёл?
– Не один, верно. С командиром.
– Ну, так зови командира. Решать будем, как через фронт переходить, – старший нагнулся, пощупал свой ботинок. – Тут уже недалеко, километра три. Или вы сами по себе?
– А вот сейчас и решим, как дальше быть.
Воронцов подошёл к костру совсем не с той стороны, откуда несколько минут назад вышел Кудряшов.
– Вы что, разведка? – спросил старший, сразу смекнув, что их ночные гости – народ бывалый.
И Воронцов представился:
– Курсант Подольского пехотно-пулемётного училища сержант Воронцов. Кто у вас старший?
– Ну, я старший. Боец Красильников, четвёртая рота… стрелкового полка, – старший запнулся и, будто итожа, усмехнулся с горечью: —…которого нет.
– Для начала, Красильников, давайте выставим посты.
– А чего ты, курсант, сразу командовать лезешь? Вот своего кавалериста и поставь. А нам просушиться как следует надо. Вы-то вон какие сытые откуда-то вылезли…
– В командиры я к вам не напрашиваюсь. Мы как пришли, так можем и уйти. Если же дальше мы пойдём вместе, то вы, Красильников, немедленно должны выставить двоих человек в дозор.
Красильников качнулся, шевельнул губами и сказал:
– Губан и ты, Пряхин, в дозор. Винтовку возьмёт Пряхин. Губан, на, возьми наган. И учти, там всего три патрона. Давайте быстро по местам!
Бойцы обулись и ушли за освещённый костром круг, который вздрагивал на стволах деревьев и лапах елей и иногда перемещался то в одну сторону, то тут же уходил в другую.
Ближе к рассвету потеплело, и пошёл мелкий дождь. Шаги стали неслышными. И Воронцов с облегчением подумал, что, если не набредут на немецкий пост, то, может, бог даст, и далее пройдут благополучно. Ведь не должны же они стоять сплошной линией. Он шёл впереди, пытаясь сверять открывающийся впереди ландшафт с тем маршрутом, держаться которого советовала им Пелагея Петровна и который он всё время держал в памяти. Вот миновали поле, обошли его стороной, березняком, вот ручей и овраги, от ручья должна быть лесная дорога, нашли и дорогу, и по ней дальше на восток. Всё им верно обсказала Пелагея Петровна. Хорошая она женщина, думал Воронцов, добрая. И правда что, как сестра родная.
– Стой! Кто идёт? – и тут же, не дожидаясь ответа, хлестнула навстречу, рассекла тишину короткая автоматная очередь.
Сразу охнул один из бойцов. Остальные залегли. Замерли.
– Не стрелять! Свои! – закричал Воронцов.
– Кто такие? – послышалось из-за деревьев, из смутно-серой предутренней хмари, наполненной дождём и усталостью.
– Выходим из окружения! Из разных частей! Документы имеются!
– Лежать! – приказывали им из серых промозглых сумерек. – Оружие отбросить в сторону!
Воронцов откинул автомат. Кудряшов, лежавший рядом, сделал то же самое и прошептал:
– Эх, Сашка, чует моё сердце, не на ту кочку мы наступили. Красильников вон помирает.
К ним подошли трое с автоматами ППД. Молча подобрали оружие. Ощупали, обыскали, охлопали бока, заставили перевернуться на спину. Снова обыскали. И в том, как их обыскивали эти внезапно появившиеся на их пути люди, Воронцов почувствовал, что для них это не обуза, а работа, и выполняют они её умело, даже с удовольствием.