Танцующие с ветром - стр. 11

Капитану охраны, в отличие от простых стражников, полагалась отдельная комната. Марк без особого труда заглянул туда вечером. Но дальше его ждало разочарование. В комнате не оказалось никаких вещей усатого. Не похоже было, чтоб он вообще туда заходил.

Марк половину ночи провертелся в постели, размышляя, как украсть у отсутствующего волшебника амулет, который неизвестно как выглядит. И заснул вконец измученный, так ничего и не придумав.

Утро началось с суматошного приготовления к охоте. Марк, как обычно отказавшись от помощи конюха, сам седлал себе серого высокого жеребца и с тоской думал, что Ульрик с такой помпой даже в столицу на официальные приемы не ездит. А может, стоит поехать на охоту на Звёздочке – малышка забавно будет смотреться среди боевых коней, и это позлит Гимара. Но не хочется мучить лошадку, она не любит шум и толпу. Мальчик погладил свою подружку по тёплому носу, увернулся от попытки схватить его зубами за воротник и полез в седло серого. Меньше всего ему хотелось ехать на эту охоту.

Он поправил лук на плече и медленно выехал во внутренний двор, где уже собрались разряженные в пух и прах охотнички. Усатого мага нигде не было видно. Барон сидел в седле могучего тяжеловоза.

«Наверное, только такой конь и может его выдержать. А барон, оказывается, не такой уж тюфяк – в седле он держится довольно неплохо».

Под звук рогов и собачий лай кавалькада выехала из ворот замка. Марк криво улыбнулся при мысли, что, если они не прекратят так шуметь, все местные олени умрут от разрыва сердца, охотникам даже луки доставать не придётся.

Сын герцога ехал во главе колоны рядом с бароном Рольфом и Гимаром и всё больше ощущал себя пленником. Он сам не знал, откуда взялось это чувство, но больше всего на свете хотел сейчас сбежать.

Довольно скоро псы подняли оленя, началось преследование. Для Марка собачий лай, звуки охотничьих рожков и азартные вопли слились в один невнятный вой, всё мельтешило перед глазами, ему стало плохо и страшно словно загнанному оленю.

Он не сразу заметил, что его конь захромал – потерял подкову. Марк остановил серого. Никто из охотников не обратил внимания, что герцогский сын отстал. Мальчик остался в одиночестве. Он попытался перевести дух, но давящий страх не проходил, комом стоял в горле.

Короткий свист и раздавшееся прямо в голове слово «Берегись!», заставили его резко дёрнуть повод. Горячий конь взвился на дыбы, и время словно замедлилось. С ужасом мальчишка смотрел на вонзившуюся в лошадиную шею стрелу – ярко-синюю с двумя белыми полосками на древке. Удар и всплеск горячей боли едва не швырнули его на землю – вторая стрела попала ему в плечо. Марк выронил поводья и вцепился в лошадиную гриву.

Раненный конь ломанулся в чащу, не разбирая дороги. А Марк словно раздвоился. Одна его часть, превозмогая боль, старалась не свалиться и уворачиваться от летящих в лицо веток, а другая отстранённо наблюдала, как из кустов орешника, ведя в поводу лошадь, выбрался человек, выругался, закинул лук за плечо, вскочил в седло и галопом погнал по кровавому следу.

Серый споткнулся, из раны струей хлестала кровь.

Преследователь уверенно приближался. Внезапно что-то маленькое, мохнатое и отчаянно верещащее выскочило прямо под копыта его лошади. Та шарахнулась в сторону, лучник с трудом сумел удержаться, но возникшая на пути низкая ветка завершила дело – вышибла его из села. Испуганная лошадь унеслась прочь, а лучник остался лежать без движения.