Там кедры врезаются в небо - стр. 11

– Ты на свою-то в зеркало глянь!

Лёшка подошел к шкафу с зеркалом и увидел знакомую физиономию, только цветом похожую на перезрелый помидор.

– Ого, панты-то дают жару! Пошли-ка во двор, а то морды треснут! – сказал он.

Васькино тело без признаков жизни они перетащили на кровать и стащили с его ног унты на собачьем меху. Печка уже протопилась, и они закрыли вьюшку, чтоб не выстудило, вышли на улицу. Сашка живо произнес:

– Что-то у меня давление не в том месте образовалось! Может, в клуб сгоняем?

– Приключений поищем? Ну, давай пойдем! До чего ж панты-то животворящие!

К их сожалению, в клубе в этот день танцев не было. И, сгоняв пару партий в бильярд, они подались к дядьке домой. Утром, с рассветом, запрягли коня в сани и отправились в Пограничный ключ, снять капканы.

В первый капкан, поставленный Анатолием, попался очень тёмный и седой соболь. Он лежал замёрзший, свернувшись в кольцо, на выбитой площадке, чуть присыпанный снегом. Во втором, поставленным Сашкой, был пролов, соболь успел вытащить ногу то ли от того, что выпало много снега, то ли всё-таки повлиял тот грубый снег при засыпке. В третьем, Лешкином, попалась белка, случайно бежавшая по этой тропке, и соболь, бежавший позднее, съел её, оставив только две лапки, плотно зажатые дугами капкана.

Вернувшись в посёлок, товарищи сдали соболя в промхоз. Его приняли за сто восемьдесят рублей! Деньги по тем временам серьёзные – зарплата инженера. В сельпо они купили себе по блоку импортных сигарет «Marlboro», которые каким-то чудом попали туда по обмену на заготовки лекарственно-технического сырья и пять лет лежали в свободной продаже как невостребованный сельчанами продукт, стоящий целых восемьдесят копеек! В городе в тот период такие можно было приобрести только в магазине «Березка» за так называемые «чеки», выдаваемые в зачет заработанной за границей валюты.

Во время начавшейся учебы в институте, на переменах, между парами, Лёшка и Санька форсили, гордо угощая своих товарищей импортными сигаретами с небывало вкусным и ароматным табачком.

Скорей в тайгу – трубят рога,

И ночью сон тебе приснился:

Качая ель, летит кухта

И соболь в россыпи забился.

О. Шемякин

Преддипломную практику в начале пятого курса все студенты-охотоведы называли промысловой. Ждали её как нечто особенное и важное в своей студенческой жизни. С августа на полгода уезжали в свои заветные таёжные уголки и зарабатывали там хорошие деньги, собирая грибы, ягоду, заготавливая рыбу или икру на Дальнем Востоке, мясо северного оленя на Таймыре, Чукотке и в Магадане, а с середины октября начиналось самое главное – время пушного промысла. После собирался материал для дипломных работ в конторах, где они часто договаривались, чтобы им присылали вызов на работу, если, конечно, удавалось заинтересовать своими способностями руководство промыслового хозяйства. Лёшка снова решил ехать вместе с Сашкой в Мензу. Работать охотоведом там, после института, ему, честно говоря, не хотелось, а вот поохотиться да ещё и на участке вдруг уволившегося и переехавшего в родной Чикой Толика Карпова, желание было огромным. Сашка сказал, что уже договорился с Серёгой Молоковым, выпускником их факультета, который недавно устроился туда на работу, чтобы тот дал им возможность поохотиться до Нового года на ключе Кирилловском – участке Анатолия. Толик им ещё на учетах хвастался, что добывал там по пятьдесят-шестьдесят соболей, да и белок немало, когда двести, когда больше пятисот. Соболя первого сорта, то есть самого тёмного и без дефектов, тогда принимали по двести рублей за головку, а белку по четыре рубля двадцать копеек, почти два килограмма докторской колбасы или четыре обеда в институтской столовой. Сделав свою нехитрую калькуляцию, они решили, что легко заработают по несколько тысяч.