Там, где тебя ждут - стр. 6
– Кэлвин, – повернувшись к мальчику, сказал я и, пользуясь случаем, убрал свою сигарету с приборной панели, – верь нам немножко, малыш.
Моя жена выдвинула засов и открыла дорогу. Я выжал сцепление, надавил на газ, и машина проехала в ворота, тут же закрытые за нами женой.
Должен пояснить, что между нашим домом и трассой находится дюжина ворот. Дюжина! И это первый из дюжины раз, когда ей придется вылезать из машины, открывать и закрыть эти чертовы засовы и возвращаться в машину. До шоссе всего полмили по прямой, но добираться туда чертовски долго. А если приходится ехать в одиночку, то это утомительное занятие, причем обычно оно проходит под дождем. Бывают случаи, когда мне нужно что-то в деревне – пакет молока, зубная паста или обычная поездка по хозяйственным нуждам, – и как только, поднимаясь с кресла, я осознаю, что мне придется открыть не меньше двадцати четырех ворот, сгоняв туда и обратно, то тут же опускаюсь обратно с мыслью: «Черт, да кому это надо каждый божий день чистить зубы?»
Определение «уединенный» даже близко не описывает наш дом. Мы живем в одной из самых малонаселенных долин Ирландии, на высоте, которую обходят стороной даже овцы, не говоря уже о людях. Да, моя жена предпочла жить в высочайшем, самом удаленном уголке этой долины, достигаемом только тропами, проходящими через огороженные пастбища. Отсюда и ворота. И надо исполниться терпения и искреннего желания, чтобы добраться до наших владений.
Дверца машины резко распахнулась, и моя жена вернулась на пассажирское сиденье. Осталось одиннадцать выходов. Малыш разразился слезами облегчения. Марита восторженно завопила:
– Одни! Одни ворота! Одни, папа, одни проехали! – ей, единственной, нравились эти ворота.
Тут же сработала сигнализация, истерически запищав и сообщая, что моей жене необходимо пристегнуться. Мне следовало бы уведомить вас, что пристегиваться она больше не собиралась. Предупредительные вспышки и писк будут продолжаться до самой дороги. Это яблоко раздора нашей семейной жизни: по-моему, трудность застегивания и расстегивания ремня безопасности перевешивается прекращением этого адского писка, но она не согласна.
– Итак, твой папуля, – продолжила моя жена, – я, правда, думаю…
Помимо прочих многочисленных талантов, она обладала изумительной способностью помнить и возобновлять незаконченные разговоры с нужного места.
– Может, ты просто застегнешь ремень? – огрызнулся я. Никак не смог удержаться. У меня низкий порог восприятия длительных электронных помех.
– Прошу прощения? – вопросительно ответила она.
– Ремень безопасности. Может, просто застегнешь его разок…
Я безмолвствовал до очередных замаячивших в тумане ворот. Она вышла, удалилась к ним, малыш опять заревел, Марита выкрикнула номер et cetera, et cetera[4]. К предпоследним воротам глухое биение в моих висках угрожало перерасти в пульсирующую головную боль.
Когда жена направилась обратно к машине, оживший радиоприемник начал прерывисто шипеть и потрескивать. Мы никогда не выключали его, поскольку наличие приема являлось главным желанием в здешних краях, и любой обрывок музыки или диалога с восторгом приветствовался.
«Ох, Брендан! Брендан! – убедительно звучал взволнованный голос актрисы из радиостудии. – Будь осторожен!» – Связь осложнялась треском помех.