Там, где поют соловьи - стр. 30
Агата наблюдала, как терпеливо попутчица учит девочку правильно держать вязальный крючок и вытягивать непослушные петельки, и давала себе слово, что если Бог когда-нибудь пошлет ей детей, она не будет раздражаться, а постарается быть такой же ласковой и заботливой матерью.
К исходу второго дня поезд прибыл в Уфу. Мороз стоял такой, что пар от дыхания замерзал и оседал кристалликами льда на ресницах, на меховом воротнике ее пальто, ворсинках шали.
Большой каменный вокзал выглядел солидно. Она прошла через просторный зал и остановилась в удивлении. Сразу за привокзальной площадью возвышалась гора, сплошь облепленная деревянными домишками, сараями, покосившимися заборами. Их непрезентабельный вид никак не вязался с красивым зданием вокзала. Куда она приехала? В какую глушь? Есть ли здесь нормальная гостиница, трактир? Или вокзал единственное приличное здание?
К Агате лихо подкатил возок на полозьях, запряженный парой лошадей. Извозчик отогнул поднятый воротник тулупа, из-под лохматой шапки весело блеснули узкие глаза.
– Айда, кызым[2], садись! – и дальше произнес что-то уж совсем непонятное.
– Что? – растерялась Агата.
– Э-э, ахмак[3]! Куда едем, кызым?
– Тут есть какой-нибудь постоялый двор? Чтобы переночевать.
– Зачем постоялый двор? В хорошие номера, кызым, отвезу. Со столовой! Полтинник, э?
Агата не стала торговаться, села в пролетку. Она бы и больше заплатила, лишь бы скорей попасть в тепло. «Это куда же я заехала? – с беспокойством думала она. – Здесь, кажется, и говорят-то не по-русски…»
Но тревожилась она зря. Через несколько минут пролетка уже катилась между красивыми каменными особняками с башенками и аттиками, по освещенной фонарями, расчищенной от снега городской улице. Извозчик лихо подъехал к крыльцу с вывеской «Номера купца Блохина» и ниже: «Столовая. Отличная кухня».
Возница показался Агате добрым человеком. Рассчитываясь с ним, она спросила:
– Вы называете меня «кызым», что это значит? Как это будет по-русски?
Тот улыбнулся, отчего его глаза стали совсем узкими щелочками:
– Так это – дочка. Татар телендэ. Мин ведь татарин.[4]
И Агата решилась обратиться с просьбой:
– Я… Мне в Бирск нужно. Отвезете?
– Э-э, нет. Далеко больно. Вечер, однако. Утром, завтра, э?
– Хорошо, утром, так утром, только отвезите, пожалуйста!
– Синенькую, э?.. Пять рублей, э?
– Э, э, – закивала Агата, – пять заплачу, отвезите только, милейший!
На следующее утро, едва рассвело, в ее номер постучали:
– Барышня, вас спрашивают.
У крыльца стоял знакомый возок. На облучке сидел и широко улыбался вчерашний возница:
– В Бирск едем, кызым? Синенькую, э?
– Едем, да. Пять рублей заплачу, как довезете.
Возница оглядел Агату, поцокал языком:
– Э-э, нехорошо. Замерзнешь, однако. Валенки надо! Шаль надо! Айда, садись, кызым. Покажу, где купить.
Агата действительно мерзла в своих модных ботиночках, пригодных для петербургской зимы, но никак не для уральской. В пять минут домчали до большой квадратной площади, в которую вливались несколько улиц. Кругом площади тянулись длинные ряды, стояли дома в два, даже в три этажа. Тут была и почта, и аптека, и палаты, и Дворянское собрание, и «Гранд-отель» с номерами, красовалась вывеска «Дамская портная». Здесь, в торговом центре города, жизнь кипела. Агата прошлась по Гостиному двору, купила не только валенки, рукавицы, но и пуховую шаль. Мороз диктовал свои фасоны.