Там, где фальшивые лица - стр. 20
Но при этом Ангар не испытывал никакого чувства омерзения или презрения – в своих вечных скитаниях он видал углы и похуже. Гном предположил, что с появлением купеческого Сообщества Свободных в Гортене и изданием неких королевских указов дела у глубокоуважаемого горожанина Тобиуса Райли и его приспешников действительно пошли не слишком хорошо, если они обосновались в подобном закутке[1]. Правда, долго думать о подобных вещах он никогда не любил, поскольку лишние мысли всегда вгоняли излишне деятельного Нор-Тегли в черную скуку.
Вот и сейчас, не строя никаких особых планов на случай возможных неприятностей, так и не выспавшийся гном широко зевнул и направился к виднеющемуся в конце двора проходу, что терялся в утреннем тумане.
Вся улица была кривой и изломанной, она состояла из множества отдельных отрезков, отчего каждый десятый шаг Непутевый отбивал каблуком на углу, заворачивал за него и осторожно продолжал свой путь по все тому же Слепому Стрелку. Неизвестно, почему улица получила такое название, ее следовало бы переименовать в Слепого Зодчего, поскольку тот умелец, что вычерчивал план ее постройки, уж точно не мог похвастаться остротой зрения. Дома нависали над самой головой своими верхними этажами, по карнизам блуждали тощие и злые коты (Дори здесь бы понравилось), и среди них не было, слава Дрикху, ни одного черного! Предприятие уже обещало быть успешным. Ангар достал из-за ворота камзола золотой Ключ, священный для каждого гнома символ Дрикха, поцеловал его на счастье, после чего засунул обратно, подальше от всевозможных любопытных глаз.
Вскоре улицу перегородила стена. В ней виднелся чернеющий ход, подобный тому, что располагался в начале улицы. Указатель на столбе насмехался: «Пьяный Холм. Ни шагу вперед…» Неким бездельником, не лишенным чувства юмора, на деревяшке была добавлена корявая надпись, вырезанная тупым ножом: «Старий Горад». Стража точно сюда никогда не заглядывала, иначе кое-кого уже давно бы научили грамотности.
Ангар осторожно двинулся под арку, приготовившись в случае чего отразить атаку из темноты. Как ни странно, в галерее никого не было, кроме трупа старого пса: его облезлая шкура обвалилась на ребрах, а на вывалившемся в грязь языке пировали мухи. Смрад здесь стоял еще почище, чем в том проходе, что являлся началом улицы.
Вскоре Непутевый выбрался под открытое небо. Здесь и вправду располагался довольно обширный и высокий холм. На вершину вела крутая дорога с выдолбленной в некоторых местах брусчаткой. У основания возвышенности росли какие-то чахлые деревца. Вдали сквозь молочное марево можно было разглядеть едва видимые контуры огибающей холм внешней городской стены – это означало, что Ангар до сих пор не покинул пределов столицы.
На вершине холма, окутанное волнами тумана, словно огромный надгробный камень, возвышалось нескладное здание в несколько кривых этажей. Его окна были закрыты ставнями, кроме тех, что находились далеко от земли и в которые не представлялось возможным заглянуть, даже если подкрасться к самой стене. Из кирпичной трубы на двускатной крыше вырывался дымок. Взгляд гнома задержался на некоей странной фигуре, восседавшей прямо на черепице у водостока. Неужели соглядатай? И как он туда забрался? Ретировавшись обратно под арку и стараясь сильно не высовываться из-за угла, Ангар достал арбалет, зарядил болт и приблизил оружие к глазу, приготовившись, если что, тут же стрелять. Приглядевшись как следует, гном отметил, что фигура на крыше совсем не шевелится и вообще выглядит какой-то неживой. Вскоре ветерок отогнал прядь тумана, и Непутевый сумел полностью различить своего неведомого противника. Сразу стало ясно, что мнимый соглядатай вырезан из дерева и является грубой работы скульптурой, не отличающейся благообразием форм и пропорций. Это был, несомненно, гном Нор-Тегли с полуобрезанной бородой и огромной плешью на макушке. На лысине сидела толстая деревянная мышь. Губы Ангара расползлись в усмешке – он узнал, в честь кого был поставлен этот превосходный деревянный двойник. Непутевый отличался превосходным зрением, поэтому смог разглядеть в тумане и утренней мгле, как точно резчику удалось повторить крючковатый и зазубренный нос, обвислые от алчности щеки и подточенное черной злобой и завистью ко всем окружающим лицо. Да, догадаться было несложно, ведь над дверью харчевни многозначительно поскрипывала вывеска: «Плешь Глойна. Коротышкам вход заказан».