Талисман Шлимана - стр. 26
На этом отрывок обрывался. Глеб подумал, что разбираться с этим лучше на свежую голову, и лег спать. Ночью ему приснился странный сон: два мастера, старик и мальчик, идут по пепелищу к сожженной деревне…
А утром… Это было замечательное утро в начале ужасного дня удивительного открытия и убийства (или несчастного случая, так похожего на убийство).
В восемь утра к нему стремительно вбежал Николай – высокий, белокурый. Таким Глеб представлял себе русского богатыря Микулу Селяниновича (тем более тот получил свою силушку от земли, а археолог тоже часто в ней копался). Он нес в руке бутылку травяной настойки. И у него было странное выражение лица.
– Глеб, ты себе не представляешь, что ты нашел!
– Думаю, то, чем вы забили уже полдома – вашу любимую керамику двенадцатого века.
– Какая керамика? Где ты подобрал то, что вчера мне принес?
– Да там же, куда и свалился, под обрывом.
– Вместе с лунницей и черепком ты принес берестяную грамоту! Не зря я говорил, что дерево здесь сохраняется не хуже, чем в Новгороде. Но дело не в этом. Грамоты сейчас находят во многих местах, но эта довольно легко читается. Ты знаешь, что там написано? Это тебе не перечисление долгов или товаров, как на большинстве из них!
– Судя по твоему сияющему виду, это кусок «Слова о полку Игореве».
– Почти! Второго по красоте и загадочности произведения того времени!
– Неужели «Слова о погибели земли Русской»?
– Вот именно!
– Если это так, то, в самом деле, это не менее таинственно, чем «Слово о полку Игореве». Существуют только два его списка, и оба оборванные, там только начало. Меньше только «Поучение Мономаха» – один, и «Слово о полку Игореве», списка которого вообще нет.
Поставив бутылку на стул, Коля бережно протянул Глебу два кусочка стекла, между которыми лежала грамота. Он только так смог обработать ее в походных условиях. Но грамота оказалась такой хорошей сохранности, что можно было разобрать часть текста.
– Смотри, почти точная цитата из «Слова о погибели…». А вот это тебе ничего не напоминает?
– Очень похоже на предложение из исчезнувшего романа.
Глеб принес из комнаты стаканы и разлил настойку.
– За это надо выпить. Ты понимаешь, что получается? Ведь все списки «Слова о погибели земли Русской» так же, как и сгоревший «Слова о полку Игореве» – поздние, не раньше шестнадцатого века. А тут очевидный тринадцатый век!
– Похоже, это открытие! И какое!
– И это еще не все! В романе герой говорит фразу, которой нет в списках «Слова о погибели…», но она есть в той берестяной грамоте, что мы нашли. Кроме этой фразы, там еще есть цитата из «Слова о погибели…».
– И это значит, что автор не все выдумал, а использовал неизвестные нам источники, утерянные рукописи и предания. И тогда многое, про что упоминается в романе, может оказаться не фантазией, а реальными фактами.
– И про Бел-горюч камень, и про талисман, и про клад… Самые ценные найденные в России клады – домонгольские. Оно и понятно, люди их спрятали, а потом не смогли взять. Я в музее рядом с рукописью романа видел страничку какого-то местного краеведа с записью о кладах. Там упоминается рассказ «Киево-Печерского патерика» о том, как монахи Феодор и Василий не отдали варяжский клад князю Мстиславу даже под пытками. Там же, по его мнению, хранились древние славянские источники «Повести временных лет». Из Константинополя привозили в Киев ценности и книги и иноки-греки, жившие в Киево-Печерском монастыре, и мать Владимира Мономаха, византийская принцесса. Все это оказалось у Андрея Боголюбского после взятия Киева, и в 1174 году его убийцами или иными приходившими грабить людьми было увезено, как сказано в Ипатьевской летописи, «прочь». А неизвестный краевед предположил, что «прочь» – это как раз сюда, в Градонеж. Он еще писал, что, по достоверным местным преданиям, был там особый камень, змеевик, копия греческой геммы, попавшей сюда то ли с греческим митрополитом, то ли с матерью Мономаха. И его будто бы видел Шлиман. И в девятнадцатом веке местные любители истории сделали со змеевика копию, которую у тебя вчера отняли вместе с рукописью.