Талисман Белой Волчицы - стр. 10
Никодим Корнеевич побагровел и некоторое время ловил воздух открытым ртом, а потом со всего размаху опустил кулак на столешницу и рявкнул:
– Ах, так тебя разэтак, молокосос! Кого учить вздумал! Вертайся назад и слушай, что я тебе скажу!
Алексей в упор посмотрел на разгневанного купца.
– Я вернусь и выслушаю вас только в том случае, если вы прекратите на меня орать и обзывать молокососом. И учтите, из отведенных мне на разговор с вами двух часов целых тридцать минут ушли на пустое выяснение отношений и ваши крики!
Кретов озадаченно посмотрел на него, покачал головой и неожиданно миролюбиво произнес:
– Ладно, чего уж там! Ты еще не слышал, как по-настоящему орут-то. Куры дохнут, если в душу-мать рявкну! Проходи давай. – Никодим Корнеевич махнул рукой, указывая на покинутый гостем стул. – Разговор у меня долгий, дай бог в отведенное время уложиться, – и, рассмеявшись, подмигнул Алексею. – Уважаю все-таки Федора Михайловича. Знает, кого мне подсылать, – и вновь рассмеялся.
Алексей молча вернулся на свое место и выжидательно уставился на хозяина. Тот поворочался в кресле, кряхтя и ворча что-то себе под нос, повозил по ковру больной ногой, устраивая ее поудобнее, наконец вымолвил:
– Я бы это дело сам расхлебал, да вишь – ногу сломал неделю назад. Доктора говорят, не меньше двух месяцев придется на трех ногах прыгать, – кивнул он на костыли, – а мне нонче каждый день дорог. Тебя как зовут?
– Алексей Дмитриевич Поляков, младший агент сыскной полиции, – подал ему карточку агента Алексей.
– Вижу, что младший, – вздохнул Кретов, – но гонору уже на старшего хватает. Далеко пойдешь, если не сломают.
Из-за угла комнаты вынырнул с подносом в руках невозмутимый Данила в черкеске. На подносе в серебряном ведерке со льдом лежала прикрытая влажной салфеткой бутылка водки, стояли две хрустальные стопки и деревянная чашка с замороженной брусникой.
Молча разлив водку по стопкам, Данила обернул ведерко со льдом салфеткой и, поклонившись, так же молча удалился. Хлопнула дверь кабинета, и Алексей остался наедине с его хозяином.
– Давай не стесняйся, – предложил Кретов, – хороший зачин в любом деле нужен. – Он поднял стопку и одним глотком опорожнил ее. Затем захватил из чашки пригоршню брусники и отправил ее в рот. Темные ягоды осели у него на усах, просыпались на грудь. Не глядя, Кретов смахнул их багровой от сока ладонью, обтер ее о халат и с удивлением посмотрел на Алексея. – Чего капризничаешь? Пей, тебе говорю!
– Зачем повторять дважды, – вежливо ответил Алексей, – на службе я не пью.
На самом деле он уже пожалел, что отказался, не из-за водки, нет. Слюна потекла из-за брусники, запотевшей в тепле, крупной, багровой, с беловатым бочком, подернутой подтаявшим снежком. Видно, только что с ледника подняли. Он прямо-таки ощутил и этот колючий ледок на языке, и кисло-сладкий, с едва заметной горчинкой сок, который так и брызнет в рот, стоит сдавить ягодку зубами…
Кретов с досадой посмотрел на него, сунул руку за пазуху, вытащив оттуда измятый конверт, и помахал им перед носом Алексея.
– Вчера я получил очередное подметное письмо, в котором мерзавцы требуют с меня уже триста тысяч рублей, а если я не выполню их требования, то сожгут мой пароход «Амур», а «долг», как они называют, возрастет до трехсот пятидесяти тысяч.