Талант для ковбоя - стр. 3

Миша сел на краешек табуретки, поднял крышку, погладил клавиши, которые оказались не белыми, а слегка бежевыми, цвета пожившей слоновой кости, а черные, наоборот, выцвели и были белесоватыми. Он мягко взял пару аккордов, как будто еще не веря, что все произошло, и он получил то, что хотел. Жизнь дает ему шанс, теперь главное постараться, мама рядом, она на все готова ради него, а уж он-то, талант, он пробьется, он сможет. Миша улыбнулся и смелее заиграл самое любимое из того, что когда-то подобрал на слух. Он еще не знал, что играет «Марш» из балета Чайковского «Щелкунчик», пам-па-ра-рам-пам-пам-па-па. Солнце окончательно закатилось, в комнате стало темно. Елена, прислонившись к дверному косяку, не сводила глаз с сына. «Триста рублей, полгода кредита, Валентине вернуть, тете Маше вернуть, найти работу, развестись, работа, неужели это я его родила, Господи, только не подведи, только не подведи, Господи…» Пам-па-ра-рам-пам-па-па-па.

Миша проснулся ни свет ни заря. Рассвет только занимался. Солнце стояло на низком старте и нехотя набирало обороты. Лениво потягивалось, перед тем как вынырнуть в новый день. Миша оглядел свое новое пространство, где ему предстояло жить. Небольшая проходная комнатка, между коридором и кухней. Места как раз достаточно, чтобы разместился диван, пианино и рабочий столик. Рядом совсем крохотная спаленка для матери. Сколько они здесь пробудут? Пройдут ли годы, или уже на следующий год он сможет… Дальше он запретил себе думать, побоялся сглазить. Нельзя сказать, что судьба не баловала его, но лучше не загадывать, не дразнить её излишними ожиданиями. Он считал, лучше один раз попросить у судьбы верняк, крупный куш, чем размениваться по мелочам. Откуда он взял эту идею, Бог ведает, может, как многие одаренные дети, интуичил. А был ли он на самом деле одаренным ребёнком? Он сам часто задумывался над этим. Вот и сейчас, перед тем как встать с дивана, который выделили ему в качестве кровати, он, вытянув вперед свои красивые и утонченные пальцы, снова задумался о своем предназначении. У него действительно были красивые руки. Длинные пальцы с мягкими, еще не натруженными долгой игрой костяшками. Тонкий мизинец, аккуратные лунки и блестящие ногти, размером почти во всю верхнюю фалангу. Руки явно не трудовые, да и не созданные для тяжелого труда. Любуясь своими пальцами, он легким движением наиграл в воздухе невидимую и только ему одному слышимую мелодию. Глядя на пианино, полуприкрыв правый глаз, он провел кистью, как будто смахивая с глянцевой поверхности за ночь налетевшую пыль. Он должен обязательно, во чтобы то ни стало вырваться отсюда. Эта обстановка явно не для него – живого, тонко чувствующего музыканта, почти со стеклянной, легко ранимой душой. Он бы и дальше так лежал, витая в облаках и наигрывая пальцами мелодии по воздуху, но на кухне упала кастрюля и вернула своим неблагозвучием в реальный мир, который требовал к себе нестерпимо. Пора вставать.

Сунув ноги в ветхие тапочки, он поплелся на кухню, на ходу поднял крышку пианино и сыграл пару аккордов, оповещая мир, что главный человек в семье проснулся. Сейчас мать от звуков встрепенется и что-нибудь придумает, задаст ориентир, и жизнь перестанет расползаться, как лизун, в нечто пугающе бесформенное и снова соберется в пучок.