Таинственный двойник - стр. 7
Не рассчитав сил, идя на помощь брату, он повел атаку на дружину Ростиславову и… оказался у него в плену. Воин, который сторожил князя, узнал в нем человека, который когда-то не пожалел денег для спасения его жены, и помог ему бежать.
Даниилу вновь пришлось собрать дружину. На этот раз объединенными усилиями они одолели Ростислава. Эта победа укрепила положение галицкого князя. Но это напугало татар. Батый прислал посла с грозным словом: «Дай Галич!»
Собрал он свою дружину думу думать. Многие выразили желание сразиться с татарами. Да не послушал он их совета. Города после нашествия Батыя не были еще отстроены, да и сил для открытой борьбы не хватало. И порешил князь:
– Не отдам пол-отчизны моей, лучше поеду сам к Батыю.
На память пришло, как впервые увидел татар в Переяславле, в стольном городе прадеда своего Мономаха. Напугался он тогда, что должен будет исполнить их варварские обряды: ходить около куста, кланяться солнцу, луне, земле, дьяволу, умершим и попавшим в ад ханским предкам.
Но, к счастью, Батый не потребовал от него исполнения суеверных обрядов. Когда он при входе в вежу поклонился по их обычаю, Батый встретил его со словами:
– Данило! Зачем так долго не приходил? Хорошо, что теперь пришел. Пьешь ли черное молоко, кобылий кумыс?
Рассмеялся князь, вспомнив, как ему ответил:
– До сих пор не пил, но если велишь, буду!
– Ты уже наш, татарин, – рассмеялся Батый.
Выпил он кумыса, ничего, с кислинкой, на сыворотку похож. Хорошо летом, в жару, холодного попить.
Потом пошел к ханше поклониться. Понравилось все это Батыю. Вечером прислал ему вина и велел сказать: «Не привык пить молоко, пей вино». Чувствовал он, что принимают его с честью, но… зла честь татарская. Прожил он там аж двадцать пять дней, но добился своего: хан оставил за ним все его земли.
Узнать удалось и другое: не все хорошо в Золотой Орде. Побаливал хан. Но особенно боялся он Октая, наследника Чингисхана.
– И у них тоже… – усмехнулся Даниил.
Гордился он тем, что не пожалел времени и со своим дворецким, пустив обоз двигаться обычным путем, налегке заскочили поклониться великой козельской земле. Где-то здесь сложил голову знаменитый воевода. Колышется трава, уже не степная. Не пахнет полынью, чабрецом. Здесь другой запах. Аромат от пестрого многоцветья. Щебет непуганых птиц. А впереди… чернота. Торчат, как забытая стража, закопченные трубы средь головешек. Казалось бы, все замерло на века. Да нет! Раздается чей-то голос:
– Чево тебе надобно, служивый?
Глянул: старуха сгорбленная. Спрыгнул Даниил с коня, подошел и упал перед ней на колени.
– Дозволь, матушка, поклониться тебе, а в твоем лице всему козельскому народу, который, не пожалев живота своего, дал достойный отпор поганым.
И он трижды склонил перед ней голову.
– Вставай, – сказала она, – вижу, ты доблестный воин, коль не побоялся прийти на эту землю. А она живет, не вымерла. Пойдем, – и она повела его за руку.
Она подвела его к церкви. Сразу видно, рубленая наспех, но с куполочком, над которым стоит крест.
Зашел внутрь. Пахнет свежерубленным лесом. На стене икона Пресвятой Богородицы. Пока одна, зато с лампадой. Помолился князь, отвел душу.
– А где батюшка? – спросил он у старухи.
– Уехал, – отвечает она печальным голосом, – будет через месяц.