Таежный бродяга - стр. 36
– Если она вам очень нужна, можно, конечно, попытаться ее разыскать… – И, отступя на шаг, пригласила:
– Входите!
Я вошел в квартиру и осмотрелся медленно. Знакомая старая прихожая. Небольшой полутемный коридорчик. Три выходящих в него двери. Одна из них, слева, заперта. Это – моя. Две других растворены, и там – свет, движение, зыбкие тени и невнятная музыка.
– Подождите здесь, – сказала девушка, – я позвоню. – И потом вполоборота: – Как сказать – кто ее спрашивает?
– Скажите: сын.
– Сы-ын, – протянула она. И словно бы задохнулась. – Какой сын?
Брови ее полезли вверх. Рот округлился. Верхняя губка приподнялась, обнажая мелкие, матово поблескивающие зубы.
– Как какой? – усмехнулся я. – Один. Настоящий. У нее же – не десять…
– Так значит, вы живы, – прошептала она. – Вот чудеса! – И сейчас же крикнула – в глубину коридора: – Папа! Посмотри, кто пришел!
– Кто? – спросил ленивый, развалистый баритон.
– Да ты выйди, посмотри!
И в коридор неспешно, вразвалочку, вышел, шаркая шлепанцами, старый знакомый мой, Петр Ягудас.
И мгновенно я понял, угадал: значит, эта красоточка – та самая маленькая Наташа… ого! Я не узнал ее – и это понятно. Но сам-то сосед мой почти не изменился; разве только пополнел еще больше – обрюзг, погрузнел. Толстые лоснящиеся щеки его обвисли и почти лежали теперь на плечах. В углу безгубого тонкого рта зажат был костяной мундштук с папиросой.
– Вечно ты, Наташка, со своими… – ворчливо начал он. И увидел меня. И побледнел, попятился, выронил из зубов мундштук. – Нет, – пробормотал он, – неправда… – И замахал на меня руками. – Это ты – в самом деле?
Я молча пожал плечами. Наташа тоже молчала, стиснув руки, по очереди глядя то на меня, то на отца. Присев на корточки и нашаривая, кряхтя, мундштук, он сказал:
– Но как же так… Откуда ты?
– С Севера, – сказал я.
– С Севера, – повторил он, распрямляясь. – А может – с того света?.. Ну ладно. Здравствуй.
И, слегка обняв меня, похлопал пухлой своей ладонью по плечу.
– Проходи в комнату, – сказал он затем. – Хочешь чаю? Наташка, сообрази-ка, – все-таки человек с дороги… А я сейчас позвоню. – И, покосившись на меня, добавил усмешливо: – Матушка твоя, ты знаешь, тут не живет. Я, вообще, должен сказать, не понимаю: как эта площадь сохраняется за ней до сих пор… Но это так – к слову… А матушку, что ж, – разыщем! Попробуем! Если только она в Москве. Сейчас ведь сезон курортный – сам понимаешь.
Потом я сидел за столом, потягивая душистый чаек и повествуя о своих похождениях. Наташа слушала меня напряженно, теребя в пальцах кончик косы и не сводя с меня темных, внимательных, немигающих глаз. Старик расхаживал, шаркая, по комнате; дымил папиросой, думал о чем-то… И время от времени – перебивая меня – задавал уточняющие вопросы.
Ночью – был уже второй час – явилась, запыхавшись, моя мать. Всплакнув (и замочив меня слезами), она никак не могла успокоиться и все разглядывала меня, твердя низким, рвущимся голосом:
– Господи… Целый, невредимый! Живой!
– Конечно, живой, – возмутился я. – Каким же еще я должен быть?! Мне вообще непонятно: что это с вами? Вы все тут на меня смотрите, как на выходца с того света…
– Так ты действительно оттуда? – всхлипывая и улыбаясь, объявила мать. – Я ведь тебя уже отпела, панихиду в церкви справила.