Таджикистан - стр. 13
Кто бабцов заказывал? все почему-то посмотрели на меня. Я прикинул ситуацию, потом кивнул и сказал:
– Заводи! Катька завела, посмотрев с минуту на это безобразие, то ли в штанах, то ли в юбках я прохрипел:
– Костя, водки! Тот понимающе кивнул, меня подташнивало нисколько от паленой водки, сколько от запаха этих нимф востока. Костя понимающе кивнул, и произнес:
– Парни, поехали в баню, щас Ака нам такси вызовет. Надо заметить, что обретя свободу и независимость, бравые соманиды также отринули от себя рабскую привычку мыться, а бани остались, но, в основном, их посещали с нашего полка, и немногие местные, которые ещё не до конца отаджичились. Вскоре возле ошханы остановилось нечто, в прошлом это был, наверное, москвич, но сейчас, умелые руки таджикских мастеров, превратили это в транспортное средство без капота, дверей и стёкол, рабочие две двери гостеприимно распахнулись. За рулём сидел… Сайдали, сам, собственной персоной.
– Эй, Плявин, ти мине дольжен, – протянул Сайдалишка.
– Иди на хуй, « сандаль», – спокойно ответил Вовка, усаживаясь рядом. Кое- как восьмером усаживаемся в машине. Москвич рывком, выпуская клубы чёрного дыма, тронулся с места, через минуту в ночном Кулябе раздался рев.
– Э, труба упала, – запричитал Сайдали, имея наверное ввиду глушитель.
Не ссы кричал Плавин, я тебе таких труб до хуища дам! Таджик недоверчиво косился на Вовку, а тот продолжал орать:
– Зуб даю, у меня этих труб – во! Он хотел показать сколько, но не мог, поэтому уточнил:
– До хуя вообщем.
– Это сколько? – решил уточнить «сандаль».
Это больше, чем до ебеней матери, уточнил Вовка, и вынес приговор:
– Теперь ты мне должен, обезьяна. До бани доехали без особых приключений, в багажнике у Сайдали было все для банкета, и он таки начался. Катька повела своих товарок мыться, а мы окунулись в бассейн и решили обсудить главное.
Костя, мы на винт не намотаем? задаёт законный вопрос Плавин.
А ты на клыка дай, резонно замечает Костя.
– Знаешь, сам и давай, -злюсь я, и говорю:
– Я не буду, деньги только на ветер.
– Ну и куда их девать? – опешил слегка старшина.
– Пехоте перепродай, – замечает Плавин, я видел они в карауле сегодня. Сказано-сделано, Костя написал записку начкару и Сайдали увез в сторону части подарок, причём вместе с Катькой, которой Костя выписал пинок для ускорения.
– Ну а теперь, за строевой смотр, и за шторм двадцать, – произнес старшина, когда ревущий болид Сайдали затих вдалеке.
Утро было печальное, на плацу, под ласковым таджикским солнцем дурел весь личный состав полка. Перед каждым бойцом, как на хреновом рынке, лежал вещмещок, перед вещмешком – тряпка, обязательно зелёная, с кучей кармашков в коих было все, нитки иголки, пуговицы и основа основ- подворотнички, не менее двух. И бирки, бирки повсюду, это главное. Ротный Нестеров непонимающе смотрел перед собой, отходя после проставы. Кабанов, закинув насвая, красный, как рак, стоял в первых рядах и окончательно оглох, поэтому нач. штаба просто вздохнул, когда пытался спросить что- то и махнул рукой. Плавин истекал потом, и молча завидовал мне и «Ваньке», то есть Иванову Вовке, за наше гасилово в наряде. Панасенко с обреченным видом стоял у открытых ящиков, именуемых мат. базой. И началось. Бодро отдав рапорт о наличии по штату, списку и вообще и в частности личного состава, ротный подзавис. У нас, оказывается, штат даже переполнен, помимо штабных девушек, у нас на должностях были жены, подруги жён и не только, а также очень много ветеранов с невыговариваемыми фамилиями, но они есть, хотя в строю стояли полторы калеки. Начальник штаба проверил все лично, даже кантики на затылке и, не долго думая, командует: