Таблетка от ревности - стр. 27

По крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить.

В такси прохладно и тихо. Водитель молчит, лишь иногда поглядывая на меня в зеркало заднего вида. Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу, наблюдая, как проносятся мимо ночные улицы города. В голове пульсирует, но не от боли – от мыслей, которые не дают покоя.

Когда водитель спрашивает адрес, я открываю рот, чтобы назвать свой, но вдруг слышу собственный голос:

– Салмонт стрит, 811.

Адрес Николь.

Водитель кивает, и машина меняет направление. Я не планировал этого. Даже не думал ехать к ней. Но теперь, произнеся эти слова, понимаю, что должен увидеть её. Должен посмотреть ей в глаза после всего, что узнал.

Пока такси петляет по ночным улицам, я пытаюсь собраться с мыслями. Что я скажу ей? Что хочу услышать? Слова извинений? Объяснения? Или, может быть, опровержения того, что сказал тот мужик? Но зачем ему лгать? И почему я отказываюсь верить очевидным фактам о Николь?

Такси останавливается возле её дома. Я расплачиваюсь, давая щедрые чаевые, словно извиняясь за свой вид, и выхожу на улицу. Ночной воздух пахнет дождём, хотя небо пока чистое. Я поднимаю голову к её окнам – свет горит, значит, она не спит.

В подъезде тихо и темно, только тусклый свет аварийных ламп освещает мой путь. Лифт поднимает меня на её этаж, и с каждым пройденным метром сердце бьётся всё быстрее. Что я тут делаю? Зачем я снова иду к ней? Ответа нет, но ноги сами несут меня к её двери.

Нажимаю на звонок, и мое сердце отбивает ритм ожидания в горле. Секунды растягиваются в вечность. Костяшки пальцев пульсируют болью, адреналин еще бурлит в венах. Наконец слышу приближающиеся шаги – легкие, неуверенные – и дверь открывается с тихим скрипом.

Николь замирает на пороге, одетая в просторную белую футболку, которая мягко обрисовывает изгибы тела, и домашние хлопковые шорты. Её лицо – как открытая книга скрытой боли: припухшие веки выдают недавние слезы, несколько непослушных прядей выбились из небрежного пучка волос цвета темного янтаря.

– Что случилось? – начинает она, но голос затихает, когда её взгляд скользит по моему лицу, разбитым рукам, пятнам крови на одежде. – Тайлер, господи… что с тобой?

В её расширившихся глазах мелькает калейдоскоп эмоций: удивление, тревога и что-то еще – то, что она пытается скрыть. Вижу, как её горло сжимается, когда она сглатывает.

Николь отступает в сторону, жестом приглашая войти. Теплые пальцы на мгновение касаются моего плеча – мимолетное, почти невесомое прикосновение, от которого по коже пробегают мурашки – и направляют на кухню. Запах ванили и корицы обволакивает меня, контрастируя с металлическим привкусом крови во рту.

– Садись, – говорит она, указывая на деревянный стул. Её голос звучит тверже, чем выглядит её дрожащая рука. – Нужно обработать твои раны.

Я опускаюсь на стул и наблюдаю, как она достает из шкафчика аптечку. Сейчас в каждом её движении читается сосредоточенность и забота. Нет того отточенного соблазнения, которое я видел раньше – только искренняя тревога и желание помочь. Эта простота делает её только красивее.

Николь опускается на колени рядом, её дыхание – теплое и прерывистое – касается моей кожи. Она смачивает марлю антисептиком, и комнату наполняет резкий медицинский запах.

– Может быть больно, – предупреждает она шепотом, и осторожно касается моих разбитых костяшек.