Сжигая запреты - стр. 22

Я ору себе «СТОП», но этот крик разума заглушает животный зов плоти и бешеный стук моего сердца. Секунду назад ему стало тесно в груди, и оно размножилось по всему телу.

Да, я ору это долбаное слово... Только кому оно сейчас нужно? Рука на инстинктах прокладывает верный маршрут – в разрез платья. Решительно поддевая белье, проскальзывает на гладкий лобок ее киски.

– Мм-м… – мычу ей в рот.

Маринка содрогается, издает какой-то громкий, будто рыдающий, звук, а потом вдруг резко разводит бедра, практически умоляя меня двигаться дальше. И я, конечно же, двигаюсь. Скольжу вниз между складок и буквально утопаю в горячих соках.

Твою мать…

Встречаясь зубами, словно звери рычим.

– Ебать, ты течешь… – хриплю, охуевая от своего счастья. – Ебать, Марина… Писюха моя… На месте все… Порядок… Е-е-ба… Ебать-ебать…

Со рта Чарушиной, который я продолжаю пожирать, только довольное урчание и стоны сходят. Натираю ее скользкую кисулю. Жестковато похлопываю, наполняя воздух неоспоримыми доказательствами ее вожделения.

Этим запахом и чавкающими звуками разрывается мой контроль.

Блядь… Блядь… Блядь…

Я отличительно выносливый и сильный мужик. Любая шмара, с которой я таскался, подтвердит. Но Маринка Чарушина меня разрушает. Ее спина выгибается, бедра непрерывно двигаются, плоть пульсирует и с каждой секундой течет все сильнее.

Это катастрофа… Сука, конечно же, катастрофа! Ведь мы еще даже не добрались до первого пункта моего списка.

– Даня… Даня… Данечка… – прорезает мое сознание совсем как раньше.

На инстинктах сгребаю разбухшую киску пальцами. Это грубо и наверняка болезненно, но меня, сука, просто рвет от похоти, и я не знаю, куда разряжать эту силу. Маринка же стонет, жамкает и щипает мне шею, кусает губы и бешено к ним присасывается, оставляя кровоподтеки.

А затем… Я скольжу к ее клитору, раз лишь на него нажимаю, и она, блядь, кончает. Отрывается от моего рта, содрогается и задыхается криком. Я наблюдаю за этим и чувствую, как мне стремительными кругами сносит крышу.

Сука… Какая же она все-таки красивая… Взгляд оторвать невозможно. Впитываю одержимо. Откладываю в памяти посекундно. Когда же Чарушина замирает, а глаза ее проясняются, понимаю, что так и останусь со своим разрывающимся от мучительного возбуждения членом.

Нет, будь я тем же нахальным ублюдком, которым был еще месяц назад, я бы свалил Маринку на пол и уломал на отсос. Но сейчас… Сейчас я не могу.

Кинуть пару палок – не то, о чем я мечтаю. Утверждено.

– Хорошо, что здесь нет скалы, – с глухим смешком припоминаю ее вчерашнее громкое заявление.

– Придурок, – краснея, толкает меня в грудь.

– Марин… – ловлю ее ладонь, притискиваю. – Да, я придурок. Но ты не можешь не чувствовать, как колотится мое сердце сейчас. Оно разрывается, Марин. Из-за тебя, понимаешь? Ты когда-то хотела, чтобы я признал, что ты для меня особенная… «Особенная-особенная», – с ухмылкой привожу точную цитату. Шумно спускаю воздух, который в это мгновение не насыщает, а будто бы отравляет. Смотрю ей в глаза, зрительно выливая за раз все, что бомбит внутри. – Признаю, Марин.

Она резко отводит взгляд.

– Пф… Поздно, Дань!

Я сцепляю зубы и задерживаю дыхание, а она соскакивает с моих коленей. Тянусь за бутылкой, чтобы с помощью воды протолкнуть собравшийся в горле ком. Попутно напоминаю себе, что с Чарушиной к легкому сражению и не готовился. Едва эта мысль доходит до головного центра, напряжение в организме спадает.