Сжечь Барселону - стр. 24
Тени, лежащие в оконных и дверных проёмах, глубоки и почти непроницаемы; наверное, там теплее, чем на улице, но заходить не хочется – не может быть внутри пустых домов ничего хорошего. Взгляд медленно ползёт всё глубже и глубже, пока не упирается в узкую щель между домами. Щель, как щель, но чем-то она меня зацепила.
Я долго вглядываюсь в черноту и, наконец, добиваюсь своего. В какой-то момент мне стало казаться, что она неоднородна, что есть в ней более плотное пятно, порождённое не тканью мрака. Чуть ли не до боли напрягшиеся глаза различили человеческий силуэт, небольшой, подростка или хрупкой девушки. К тому же он, или она, ещё и сгорбился, сжался, пытаясь вдавить себя в неподатливую кирпичную стену, я как будто различил руки, обхватившие плечи, вжатую в них голову… Это её зонт. Именно её, не его – среди мужчин, а тем более подростков, желающих пройтись с жёлтым зонтом, найдётся немного. Она вышла на прогулку по вечернему Парижу, наверняка в прекрасном настроении, возможно, договорившись о встрече с подругой, или даже с парнем, свернула на эту затерявшуюся среди домов улочку, спешила, порхая над мостовой. Но тут произошло что-то, от чего она метнулась в одну сторону, в другую, выронила зонт, спряталась, застыла, боясь вдохнуть… И так будет вечно. Теперь она будет дрожать от страха и ждать худшего, потому что ничего изменить невозможно: это картина, это статика, это замороженный кошмар. Единственный путь прекратить её муки – сорвать картину со стены и сжечь полотно. Стереть реальность, убить девчонку. Уничтожить ужас, развеять надежду. Это я знаю: следующая секунда не настанет, а для неё в застывшем миге слились все чувства, среди которых и желание жить, и вера в то, что впереди у неё встреча с…
Меня слово током ударило, я очнулся и обнаружил себя стоящим вплотную к стене, почти упирающимся в постер носом. Яростно встряхнув головой, я практически отпрыгнул спиной назад и попятился к лифту, не отрывая глаз от картины. Я нащупал кнопку вызова и с силой вдавил её. Услышав, что кабина подъехала, а двери открылись, я развернулся, замер на пороге. Я спиной чувствую висящую на стене картину, слышу стук зубов спрятавшейся девчонки…
Нет, так не пойдёт. Так нельзя уходить.
Я резко повернулся и посмотрел на постер. Чёрно-белый Париж, железная махина Эйфелевой башни, обычная парижская улочка… Вгляделся в закуток, где должна была прятаться девочка. Конечно, никого там нет. Тень, как тень. Все девчонки либо по домам, либо обнимаются с мальчишками на газоне перед чёртовой трехсотметровой железякой. А я просто завис и придумал всю эту ерунду. Мне же её в жизни, блин, не хватает.
Я зашёл в лифт, и его двери отделили меня от девятого этажа. Всё нормально, всё хорошо… Я поднёс руки к глазам и посмотрел на слегка трясущиеся пальцы.
Н-да… Надо бы поумерить полёт фантазии. Если меня на каждой картинке так колбасить будет, то я сильно раньше запланированного срока потеряю жалкие остатки здравого ума и трезвой памяти. Которые, я надеюсь, у меня всё ещё есть.
Досчитав до пяти и сделав несколько глубоких вдохов, я отправился на первый этаж.
Выйдя на улицу, я немного задержался на крыльце, осматривая окрестности. Вроде бы с утра ничего не изменилось. Я окинул глазами стоянку и уже заметно сократившиеся ряды машин. Потом ещё раз. И ещё. Не смог найти свой белый «Аутлендер».