Сын за сына - стр. 24

Полгода назад в квартире в районе Сёдер[11] оказались Томми и двое его коллег – Гунилла Страндберг и Ларс Винге. Томми застрелил обоих. Винге не доставил особых проблем – парень был жалким, полным неудачником. Выстрел в висок, замаскированный под самоубийство, представлялся почти одолжением. С Гуниллой дела обстояли хуже. Друг, коллега, напарник. Именно ей принадлежали деньги, которые теперь ослепляли его в виде выписок. Он был вынужден убить, они никогда не могли поделить добычу. Он знал ее, он знал себя. Прелесть новизны редко когда сохраняется надолго.

Им управляли не суммы, а в первую очередь страх, собственный болезненный страх. Томми это понял со временем. Страх того, что Моника исчезнет. Что он, черт возьми, будет делать без нее? Кто позаботится о нем в старости? А девчонки – кто проследит, чтобы они не вышли замуж за идиотов? Еда? Кто, блин, будет готовить? А покупать ему одежду? Кто будет гостеприимным, когда придут гости? С кем он будет разговаривать после работы, чтобы не замолчать навсегда? Моника, его спасательный круг при любых трудностях…

Поэтому, когда в его жизни появились деньги, Томми решил воспользоваться шансом. Он совершил убийства, смог перевести деньги и сразу же приступил к своей миссии. Связался с исследователями и врачами-специалистами из США, Франции, Японии и отовсюду, где изучали БАС. Везде одно и то же – лекарства не существует. Но финансовая помощь в любом случае ускорила бы возможное открытие замедляющего течение болезни лекарства или в лучшем случае лекарства, которое могло победить болезнь. Томми взял все на себя и начал тяжелую работу по снятию миллионов со счетов и анонимной отправке их врачам по всему миру. Большой кусок пирога достался шведской организации, занимавшейся исследованием заболевания. Он инкогнито звонил им раз в неделю и спрашивал об успехах, на что неизменно получал отрицательный ответ. Томми ругался с ними, интересовался, чем они, черт побери, занимаются, призывал поторопиться, ведь у него на кухне умирает жена…

Его работа заключалась лишь в том, чтобы бегать и залатывать всевозможные дыры, которые могли связать его с убийством Гуниллы Страндберг и Ларса Винге.

Томми наклонился, снова посмотрел на сумму в выписках. Не так уж много осталось. Полмиллиона наличными, закопанные в саду за навесом, там, куда никогда не проникает солнце. Полтора миллиона в Африке, чуть больше миллиона на Ближнем Востоке. К тому же в банках стран-диктатур существовал обратный процент. Они брали плату за то, что прятали деньги. В основе процента лежал некий индекс диктатур. Чем меньше диктатур в мире, тем выше обратный процент, как-то так. А проценты капали. Скоро деньги закончатся…

Небольшая тяжесть в груди. Томми начал прерывисто дышать, закрыв глаза руками и не убирая ладони, держа их как ширму. Так возникла темнота. Он дышал; темнота была всепоглощающей, совершенно беспросветной. Куда направляется Моника?

Стук сверху. Стук костыля Моники там, наверху. Ей нужна помощь с туалетом.

Словно голова на ножках из детского рисунка. Женские ягодицы перед ним на уровне глаз. Стринги едва просматриваются. Держась за шест правой рукой, она наклонилась вперед. Их взгляды встретились – перевернутая картинка. Ингмарссон отвел глаза.