Сын повелителя сирот - стр. 20
– Обещаю тебе, – сказал Чон До. – Вернись, и никто никогда не узнает.
– Вопрос не в том, пойду я с тобой или нет, – сказал Джил. – А в том, почему ты не идешь со мной.
Если бы Чон До хотел сбежать, он мог бы сделать это сотни раз. В конце туннеля достаточно только подняться по лестнице и потянуть дверь на пружине.
– Во всей этой мерзкой стране, – ответил Чон До, – единственное, что имело для меня какой-то смысл, – это корейские девушки, чистящие ноги японкам, стоя на коленях.
– Я могу отвезти тебя в посольство Южной Кореи завтра же. Туда поезд идет. Через шесть недель будешь в Сеуле. Ты им очень пригодишься, настоящая находка.
– Но твоя мать, твой отец, – сказал Чон До. – Их же отправят в лагерь.
– Неважно, как ты поешь караоке, все равно когда-нибудь выпадет твой номер. Это лишь вопрос времени.
– А как же офицер Со? Разве дорогой виски поможет тебе забыть, что он долбит руду в темноте, в Тюрьме 9?
– Из-за него и надо бежать оттуда, – возразил Джил, – чтобы не стать таким, как он.
– Что ж, он просил передать тебе привет, – сказал Чон До, накидывая нейлоновую петлю на шею Джилу и затягивая ее.
Джил опустил стакан с виски.
– Я всего лишь человек, – произнес он. – Просто никто, который хочет исчезнуть.
Барменша увидела ремень. Прикрыв рот рукой, она прошептала: «Хомо джанай».
– Думаю, это переводить не нужно, – сказал Джил.
Чон До дернул ремень, и они оба встали.
Джил захлопнул коробочку с красками и поклонился барменше.
– Соусенджин ни туресарареру йо, – сказал он ей.
Она сфотографировала их на свой телефон, а затем налила себе выпить и подняла стакан за Джила, прежде чем осушить его.
– Гребаные японцы, – сказал Джил. – Как их не любить! Я сказал, что меня похищают в Северную Корею, а ты посмотри на нее.
– Да, посмотри хорошенько, – сказал Чон До и взял ключ от мотоцикла с барной стойки.
Они пересекли берег и въехали прямо в волны, вздымаемые ветром, – черная лодка то поднималась, то стремительно опускалась, словно в пропасть. Все держались за спасательный трос, закрепленный по бортам, чтобы не свалиться в воду. Румина сидела на носу, руки связаны новым скотчем. Офицер Со накинул ей на плечи свою куртку – только это укрывало ее голое, посиневшее от холода тело.
Чон До и Джил сели на противоположные стороны лодки, но Джил не смотрел на него. Когда они вышли в открытое море, офицер Со приглушил мотор, чтобы услышать Чон До.
– Я дал ему слово, – сказал он офицеру Со. – Я обещал, что мы забудем, как он пытался бежать.
Румина сидела спиной к ветру, трепавшему ее волосы.
– Посадите его в сумку, – предложила она.
Офицер Со расхохотался.
– Наша оперная дива права, – заметил он. – Ты поймал дезертира, сынок. Он приставил ружье к нашей голове. Но не смог нас перехитрить. Скоро ты получишь свою награду, – сказала он. – Можешь уже предвкушать.
Мысль о награде, о том, чтобы отыскать мать и избавить ее от мучений в Пхеньяне, вызвала у него тошноту. В туннелях они иногда натыкались на газовую завесу. Ее невозможно обнаружить – просто начинается головная боль, и перед глазами мелькают красные точки. Он почувствовал это сейчас, под пристальным взглядом Румины. Ему вдруг показалось, что она имела в виду его, чтобы Чон До посадили в сумку. Но ведь не он избил ее и скрутил. И не его отец приказал похитить ее. Да и какой у него был выбор?