Сын повелителя сирот - стр. 17
На улице лежал строительный картон. У водосточных канав посудомойки поливали из шланга кухонные коврики. Мимо промчался пустой автобус, светясь окнами. Возле парка мужчина выгуливал большую белую собаку, которая замерла на месте и впилась в них глазами. Иногда сумка изгибалась, затем затихала. На углу Джил велел Чон До повернуть налево, и там, спустившись по крутому холму, можно пройти через парковку на берег.
– Посмотрю, нет ли «хвоста», – сказал Джил.
Тележка словно хотела вырваться, и Чон До крепко сжал ручку.
– Хорошо, – ответил он.
За его спиной послышался голос Джила:
– Я нес чепуху тогда, в баре. Не знаю, каково это – когда твои родители умерли или отказалась от тебя. Я был неправ, теперь я это понимаю.
– Ничего страшного, – сказал Чон До. – Я не сирота.
– Расскажи, когда ты последний раз видел отца, – снова заговорил Джил.
Тележка все пыталась выскользнуть у него из рук, поэтому Чон До приходилось тормозить ее ногой.
– Ну, никакой прощальной вечеринки не было.
Тележка накренилась вперед, протащив за собой Чон До несколько метров, пока ему не удалось остановить ее.
– Я оставался в приюте дольше всех – меня никогда не усыновляли, отец не собирался отдавать своего единственного сына. Так вот в тот вечер он пришел ко мне, мы сожгли наши кровати, поэтому я лежал на полу, – Джил, помоги-ка мне.
Внезапно тележка вырвалась и понеслась. Чон До споткнулся, когда она выскользнула у него из рук и загремела вниз по склону.
– Джил! – крикнул он, глядя ей вслед.
Тележка тряслась и виляла, пересекая парковку, а затем врезалась в дальний бордюр, подскочила высоко в воздухе, сумку вышвырнуло на темный песок.
Он обернулся, но Джила нигде не было.
Чон До побежал по песку, мимо сумки, принявшей причудливую форму. Спустившись к воде, он стал высматривать в волнах лодку с офицером Со, но ничего не увидел. Он пошарил по карманам – карты нет, часов нет, фонарика тоже. Упершись руками в колени, он старался перевести дыхание. Мимо него, словно облако, пролетело графитовое платье, раздуваясь и опадая на ветру, прошелестело по песку, а затем исчезло в ночи.
Он вернулся к сумке, перевернул ее и приоткрыл молнию. Его обдало жаром. Он сорвал скотч с ее лица, исцарапанного и ободранного. Она заговорила с ним по-японски.
– Я не понимаю, – сказал он.
– Слава Богу, вы спасли меня, – произнесла она по-корейски.
Он вгляделся в ее лицо. Все в ссадинах, опухшее.
– Какой-то психопат засунул меня сюда, – сказала она. – Слава Богу, вы появились, я уже думала, что погибну, а вы освободили меня.
Чон До снова огляделся в поисках Джила, хотя знал, что он не появится.
– Спасибо, что вызволили меня, – сказала она. – Правда, спасибо вам, что освободили меня.
Чон До пощупал скотч, он уже не был таким липким. Ее локон прилип к нему. Чон До пустил его по ветру.
– Боже мой, – произнесла она. – Вы один из них.
Песок, подхваченный ветром, засыпал сумку и попал ей в глаза.
– Поверьте, – сказал он. – Я знаю, что вы сейчас чувствуете.
– Не делайте этого, – прошептала она. – В вас есть что-то хорошее, я вижу. Отпустите меня, и я спою вам. Вы не представляете, как я умею петь.
– Ваша песня не дает мне покоя, – сказал он. – О парне, который перестает грести посредине озера.
– Это только одна ария, – заметила она. – Из целой оперы, там много сюжетных линий, неожиданных поворотов и предательств.