Святитель Игнатий – Богоносец Российский - стр. 9
В Вологде Господь коснулся сердца епископа Вологодского, преосвященного Стефана. Владыка понял состояние души молодого болезненного послушника. Зная его еще с детства, поняв его стремления, сей Ангел Христовой Церкви принял в нем самое живое участие. После того, как послушник Димитрий немного оправился от приступа лихорадки, Владыка определил его послушником в Семигородскую Успенскую пустынь. Здоровый климат обители, духовное знакомство и беседы с иеромонахом Софонией, который помнил послушника Димитрия еще по Петербургу в бытность его студентом Инженерного училища, способствовали тому, что странник-инок оправился, окреп и продолжил свои литературные труды. Здесь, по аналогии с плачем пророка Иеремии над Иерусалимом, им написан «Плач инока»[39],– обширное произведение.
«Один я в келлии, заперты двери; густым занавесом завешено окно, – так начинает во введении свой “Плач” инок Димитрий, – скромная лампада в углу келлии теплится пред святыми иконами, разливает по келлии слабый, томный свет. Не нужно мне освещения более яркого: оставил я все занятия. Сижу на одре в недоумении, в безотчетливом молчании. <…> не входите, не входите ко мне! Не нарушайте моего безмолвия!.. Необходимо мне одиночество: способен я к одному плачу. Чем больше объемлет меня плач, тем больше жажду его, тем больше вдаюсь в него. <…>
<…>
Не на груды камней и пепла падают мои слезы… – пишет инок дальше, вспоминая плач Иеремии. – <…> Причина моего плача – причина нравственная, и область моего плача – область духа. Оплакиваю сожжение невидимого и нерукотворенного храма, созданного Богом… оплакиваю разрушение таинственного города… оплакиваю плен души, плен ума и сердца, побежденных грехом»[40].
К этому периоду жизни послушника Димитрия относится встреча с ним в Вологде будущего настоятеля Николо-Угрешского монастыря архимандрита Пимена, в то время молодого Петра Мясникова. Последний дает такой яркий, живописный портрет юного послушника Димитрия, что его нельзя не привести.
«В первый раз довелось мне увидеть Брянчанинова, – пишет будущий архимандрит, – на набережной реки Золотухи; я был на левом берегу, а он шел по правому. Как сейчас вижу его: высокого росту, стройный и статный, русый, кудрявый, с прекрасными темно-карими глазами; на нем был овчинный тулуп, крытый нанкою горохового цвета, на голове послушническая шапочка. Это было во время зимы 1830 года»[41]. В это время, находясь в Семигородной пустыни и приезжая в Вологду, Димитрий Александрович подает прошение владыке Стефану с просьбой постричь его в монахи.
Время близ, но еще не все завершилось в духовных страданиях юного искателя подвига. Его переводят в отдаленный и малонаселенный Дионисиев-Глушицкий монастырь. Это был восьмой и последний по счету монастырь, и в нем закончились иноческие скорби молодого Брянчанинова. Ему исполнилось 24 года, когда он водворился в Дионисиевом монастыре, и срок искуса его как послушника подходил к концу, совершался. Уже более трех с половиной лет он был в монастыре. Весь вологодский период послушник Димитрий провел один, так как друг его Михаил Чихачев остался на прежнем месте в Кириллово-Новоезерском монастыре и позднее перевелся в Никандрову пустынь Псковской губернии, неподалеку от своих родных краев.