Святитель Игнатий – Богоносец Российский - стр. 18
«…Для совета, для руководства недостаточно быть благочестивым, – пишет преосвященный Игнатий некоей духовной особе, – надо иметь духовную опытность, а более всего духовное помазание. Таково об этом предмете учение Писания и Отцов. Советник благочестивый, но неопытный, скорее может смутить, нежели принести пользу. Не только из среды мирян, – из среды монашествующих крайне трудно найти советника, который бы, так сказать, измерил и вывесил душу, с ним советующуюся, и из нее, из ее достояния, преподал бы ей совет»[75].
Из последних слов очевидно, какой опыт в руководстве душ был выработан Святителем за многие годы его настоятельства в монастырях – Лопатовом и Троице-Сергиевой пустыни, а также при его управлении Николо-Бабаевским монастырем. Это было то подлинное духовное сокровище, которое могло быть преподано людям для их верного и твердого, непреложного спасения во Христе, Господе нашем. В этих словах – вершина мудрости старчества, этого по сути своей премирного устроения спасения и правды Божией.
«Ныне советники и руководители, – продолжает Владыка строки своего письма, – больше преподают совет из себя и из книги. А первого рода совет… особенно полезен и действителен; он очень близок к душе, ищущей приютиться под сению совета, – своего ей; это она чувствует. Св<ятой> Исаак сказал: “Ничего нет каждому полезнее, как совет свой”. А совет чуждый, хотя по-видимому состоящий из благих и разумных слов, приносит душе лишь мучение, расстройство»[76].
В Николо-Бабаевском монастыре, как и всегда в жизни Владыки, его ожидали большие труды по восстановлению почти полностью разрушившихся зданий храма и келлий. Уже с весны 1862 года начались восстановительные работы, на проведение которых были внесены и личные деньги Святителя, полученные им за его драгоценную панагию. Явлена была помощь Божия и в явившихся пожертвованиях, дело восстановления обители шло успешно, почему Владыка и начал развивать свою заветную мысль о создании нового храма в честь Иверской иконы Божией Матери вместо разрушенного. Вместе со знаменитым петербургским архитектором[77], преосвященный епископ Игнатий внес сюда личную идею: купол нового храма знаменовал собою корону или митру архиерейскую – и возвышаясь над всею окрестностью, должен был оживить и возвысить берега Волги.
О своей жизни на Волге Владыка писал своим близким, еще находясь в Бабаевском монастыре на отдыхе в 1847 году. Его вдохновенное описание природы также временами приближалось к духу пророков и прозорливцев. «Чем обширнее пространство, занимаемое ландшафтом, – пишет Владыка при созерцании волжских просторов, – тем великолепнее зрелище. Хороши красоты, которые человек может выразить, описать словом, но несравненно выше те, которые превышают слово, приводят сердце в восторг, а ум как бы лишают способности действовать»[78].
В другом письме Святитель непосредственно выражает свое восхищение местоположением Бабаевского монастыря. «Какой воздух! – восклицает он. – Какие воды, какие кристальные, ключевые воды! бьют, кипят из горы… Какие рощи… с вековыми дубами! какие поляны! какая Волга! какая тишина! какая простота!»[79]. «Благодарю милосердого Господа, приведшего меня отдохнуть в уединении… Уже не незнакомы мне чувства, посещающие человека в уединении… <…> Оно делает жителя безмолвной келлии жителем… рая, – вводит его в новый мир, пред которым здешний мир очень тесен, ничтожен. В тишине безмолвия душа плавает как бы в каком необъятном пространстве, смотрит на минувшее, на настоящее, на землю, на небо, на время, на вечность. Так в ясную погоду гуляет орел в недосягаемой высоте, в прозрачной лазуревой бездне»