Своенравная добыча - стр. 19
Из рассказов провожатых Ильмы выходило, что по дороге, когда они остановились на короткий привал, она попросила оставить её одну. Хотела напоследок вдохнуть воздух свободы, немного побыть в одиночестве. В монастыре-то, говорят, такой возможности не предоставляется. Сопровождающие послушались, решив, что она никуда не денется. Да и дочь князя всё-таки, не какая-нибудь каторжница, которую везут под конвоем.
Когда же они вернулись за ней, то обнаружили, что личные вещи сестры, с которыми она не расставалась, лежат у самого края обрыва над рекой Полынь. Гребень, флакончик с нюхательными солями. Даже туфли. А ведь всякому известно, что самоубийцы всегда разуваются перед тем, как наложить на себя руки. Для того чтобы не входить в мир за гранью жизни в обуви.
Пытались, конечно, поискать, созвали людей из окрестных деревень, те обшарили реку баграми. Но отыскали только накидку княжны, а её саму — нет. Течение слишком уж быстрое. Даже нырять пытались, только вылезли на берег, отплёвываясь и разводя руками. Река не просто так называется Полынь — вода в ней горькая и неполезная, пить её нельзя, даже от нескольких случайных глотков можно расстройство желудка получить. Отравляет её что-то. Может, какие-нибудь ядовитые растения, что стелются по дну, кто их знает.
Туфельки Ильмы привезли в качестве доказательства. От одного взгляда на них у меня потемнело перед глазами. У меня были такие же — чёрные, с блестящими пряжками и туго обвивающими ногу ремешками.
Я кусала губы, снова разбередив кровоточащую ранку. Заплакать не получалось. Все слёзы точно высохли, не успев пролиться.
Если бы сестра осталась жива, пусть даже в монастыре… Но она выбрала другую судьбу. Сама, никому не сказав.
— А вы окрестности обыскивали? — услышала я вдруг спокойный голос правителя Лундсфальда. — Может, сбежала она. А для вас, ротозеев, спектакль устроила.
Я бросила в его сторону яростный взгляд. Да как он только посмел так подумать?! После того как сам же подтолкнул Ильму к шагу с обрыва…
— Помилуйте, господин, куда ж ей бежать? — оторопело уставился на него один из мужчин. — Места там глухие. Не сгинет в лесном болоте али в когтях диких зверей, так работорговцам попадётся. Княжна же, к суровым условиям не приучена. Далеко бы она ушла босиком?
— Так обыскивали или нет? — повторил свой вопрос Завоеватель.
— Глянули маленько, покричали. Но весь лес не прочёсывали. Дикий он, заколдованный.
— Да с чего бы ему быть заколдованным? — Эрланд возвёл глаза к высокому потолку. — Князь мне лично писал, что в княжестве Ив-Лин никто не практикует колдовство.
— Так-то оно так. — Мужчина покосился на отца, который стоял, закаменев, как одна из дворцовых статуй. Рядом с ним точно с таким же видом застыла княгиня Мильдана. — Однако же гиблое там место. Люди пропадают без следа. И вода в Полыни неспроста горька, что слёзы.
— Так сам же сказал — люди в болоте тонут, в когти зверям попадаются или к работорговцам. А то, что вода непригодна для питья, не только колдовством объяснить можно. Да что с вами говорить! — махнул рукой правитель Лундсфальда и обернулся ко мне. — Нет тела — нет и похорон. Так что пора собираться в дорогу, нечего больше откладывать.
— Вы… вы всегда такой чёрствый и бесчувственный?.. — выдохнула я. — У нас вторая смерть в семье! И всё это началось, когда вы тут появились!