Сводные. Поиграем в кошки-мышки? - стр. 16
Не суть. Суть в том, что особого тепла за душевным чаепитием не наблюдается. Впрочем, его и раньше нечасто можно было встретить.
Мать по натуре своей не шибко эмоциональная: пищать, визжать и соплями радости давиться никогда не станет. Да и я не из тех, кто любит пустые обнимашки и сюсюканья.
Плюс, неловкость, так или иначе, присутствует. У нее ― за то, что оказалась застуканной. У меня ― от понимания, что мне в этом мире уже вообще не осталось места. Куда не плюнь, везде лишний.
Здесь ― разведенка ищет утешения, там ― строят новую семью, тоже не приткнешься. В Амстердаме вообще лишь часть съемной квартиры в пользовании имеется. А большего, если честно, и не хочется.
Да, в Северной Венеции, как называют город сами местные из-за обилия каналов, круто затусить так, чтоб потом еще несколько дней ловить отходняк. Да, там все легализировано и можно оторваться на полную катушку. Да, никто тебя не контролирует и не капает на мозг, напоминая об репутации, но...
Не то это. Чужое. Чужой город, чужой менталитет. О чем, собственно, и рассказываю вкратце матери, пока мы давимся чаем.
Как бы криво наша встреча не началась, процесс пустого трепа все равно затягивается. Ей же тоже надо пожаловаться. Не говоря о том, что пообсасывать косточки новой отцовской пассии ― ее святая обязанность. Так что поездка, в которую я планировал уложиться за пару часов, занимает едва ли не полдня.
Пока еще тряпки в старой комнате перебрал. Приличная гора сразу улетела в утиль, но все равно целую спортивную сумку на переодевку умудрился собрать.
Будучи взбешенным на отца за самоуправство, я в свое время уезжал со скандалом и из вредности пустой. Все здесь оставил. Теперь же с ношей наперевес возвращаюсь в новую отцовскую вотчину.
Правда едва успеваю перешагнуть порог, когда меня окатывает с ног до головы химической вонью.
― Бабы, вы совсем ошалели?!
― Обоснуй претензию, ― не оборачиваясь, бросает мне покачивающаяся на шаткой стремянке Карина, деловито орудующая баллончиком с краской.
Ниже, уже на уровне роста, ее мамаша проделывает тоже самое. А я стою и охреневше смотрю на когда-то девственно белоснежную стену. Когда-то, потому что теперь на ней красуется розовая пантера в процессе разработки.
РОЗОВАЯ ПАНТЕРА, МАТЬ ВАШУ!
Мрамор, колонны и... граффити с розовой пантерой до потолка в эффекте неона! Выглядывает из-за углового стыка, маша рукой.
― Это вам что, гараж или ночной клуб? Отец увидит, руки оторвет обеим и в жопу засунет, райтерши вшивые.
― Цыц! ― огрызается Скворцова. ― Ты о своей заднице беспокойся. Будешь много вякать, баллончик туда запихну и скажу, что так и было.
― Не ругайтесь, детки, ― миролюбиво замечает ее мать. ― Все нормально, Кирюш. Твой папа разрешил.
Кирюш?!? Детки?!? Это говорит мне кто, сорокалетний переросток?
― Разрешил превратить дом в раскраску?
― Это ты не видел нашу прежнюю квартиру. Там живого места не было. А тут уныло как в музее. Красок добавить не лишне.
― Мозгов вам добавить не лишне.
Карина грозно оборачивается, рискуя свалиться со стремянки, скользящей по расстеленной на полу защитной пленке.
― Лапу дай, ― требовательно протягивает она свою, с моей помощью спрыгивая со ступеней и вскидывая баллончик... Опешивше опускаю взгляд, разглядывая намалеванный ярко-розовый крест на своем свитере. ― Как там говорится? Во имя отца, сына и святого духа. Все, ― стягивая медицинскую маску, усмехается Карина. ― Ты благословлен. Можешь ступать с миром, пока я тебе еще и рожу не украсила для полного комплекта.