Сводные. Лёд и пламя - стр. 2
Поначалу я воспринимала их развод как полнейший крах. А знать, что где-то есть мама, но видеть ее воочию от силы раз неделю — обернулось для меня ещё большей трагедией.
Наверное, поэтому я отчаянно старалась быть примерной дочерью. Образцом, так сказать, для подражания. Хорошистка в школе, олимпиадница, спортсменка… Но, оказывается, чтобы понравиться другим — не нужно быть сверхчеловеком. Достаточно просто быть открытой, проявлять участие к другим, и никогда, ни при каких условиях не показывать, что тебе тоже тяжело.
Как назло, на этой мысли я споткнулась. И нет, не потому что слишком сосредоточилась на самодовольстве и прочих заслугах усердного труда над собой. Просто издали послышался громкий собачий лай.
Парк, который мы с Настей выбрали для ежедневной пробежки, уже несколько лет как был заброшенным, оттого и безлюдным. Заросшая асфальтированная дорожка, огибающая кругом тополиную посадку, и парочка кривых скамеек с полопавшейся от времени краской ближе к центру, где раньше была площадка для различных мероприятий, — это, пожалуй, все, что осталось от некогда популярного для посещений места.
Поэтому услышать здесь собачий лай вполне в рамках допустимого, не будь сейчас уж слишком раннее утро для выгула домашних животных. Никто бы в здравом уме не потащился в такое время суток сюда. Ни в один из других дней, по крайней мере, когда мы выбирались на пробежку, тут не было ни души.
Но не сегодня. И что-то мне подсказывает, что не на пустом месте среди городских ходил слух о бродячих стаях…
По-хорошему, самым верным решением было бы развернуться в обратную сторону и уносить ноги. Но…
Следом за одиночным лаем послышался не менее одиночный старческий вскрик.
Именно в этот момент я понимаю: дело плохо.
Остановившись, высматриваю в кустах корягу поувесистее, тут же вцепляясь в деревяшку потными ладошками.
Я совсем не смелый человек. Никогда такой и не была. Напротив, мне страшно до дрожи, но разве можно пройти мимо человека в беде?
Именно этим и успокаиваю себя, пока, холодея и трясясь от накатывающего волнами ужаса, крадусь на звук ругани старушки, отчаянно пытающейся защищаться от животного лишь словами.
Глаголом, конечно, можно жечь сердца людей. Однако, я очень сомневаюсь, что и с бродячими собаками может сработать подобный прием.
– Спокойно. Ти-и-ише, – вытянув вперёд руку с палкой, с трудом выдавливаю из себя слова, подходя ближе.
Не знаю, к кому больше обращаюсь. К себе, собаке или старушке, оказавшейся в беде.
Последняя, к слову, воодушевившись подмогой в моем лице, умудряется лишь усугубить ситуацию, когда с новыми силами принимается проклинать и без того озлобленное животное.
И да, это срабатывает. Но не мне на руку.
Остановившись ровно перед старушкой-самоубийцей, я замечаю, что пес-то и не бродячий вовсе, а очень даже одомашненный. С цепи сорвался или... Додумать не успеваю, потому что рефлекторно дергаюсь, когда терьер, с оскаленной мордой, больше напоминающую крысиную, внезапно начинает угрожающе приближаться. И так странно, будто рывками. Задорно подпрыгивая и порыкивая при этом.
Но меня не волнует игривое настроение собаки, увы, я ещё не готова предоставить ей свои внутренности забавы ради. И не уверена, что вообще когда-нибудь буду готова.
– Усыпить бы всех вас, развелось тут! – грозно кричит из-за моей спины в сто крат осмелевшая бабуля, прежде чем сделать то, что должна была совершить я ранее.