Свободный полет одинокой блондинки - стр. 8
– Боже мой! Федя! – хромая, набежала мать.
– Алена, ты чё? – испугался и Виктор.
– А он к ней все время под юбку лезет! – сказала Настя. – Я свидетель!
– Воды! Воды неси! – закричала ей мать. И Алене: – Ты его убила, сука!
– Сама ты сука! – отрезала Алена. – А будет лезть – и убью. – И на Федора, с трудом поднимающегося на колени: – Кобель гребаный…
Коза, забравшаяся на крышу сарая, громким блеянием подтвердила ее слова.
У входа в церковь стояли две старухи с плакатами «ПРЕКРАТИТЬ БОГОХУЛЬСТВО!» и «ВЕРНИТЕ НАМ ЦЕРКВУ!». Плакаты были самодельные – углем по обрывкам картона из-под коробок «Bananas from Congo».
Не обращая на пикетчиц никакого внимания, Алена – с наушниками от плейера в ушах – вошла в церковь.
Здесь, в зале, переделанном под сельский клуб и дискотеку, руководитель художественной самодеятельности Марксен Владиленович, еще при советской власти высланный из Москвы за гомосексуализм да так и прижившийся в Долгих Криках, сдавал концертную программу председателю местного сельсовета Георгию Жукову: на сцене, под магнитофон, сельские дети в пачках и балетных тапочках изображали «Вальс цветов» из «Щелкунчика» Чайковского.
А Жуков и Марксен Владиленович сидели на скамье перед сценой.
Алена прошла через зал, села рядом с Жуковым.
Но Жуков и не посмотрел на нее, наклонился к Марксену:
— Слышь, Марик…
«Марик», однако, берег свое достоинство.
– Я вам не Марик, а Марксен Владиленович.
— Ладно, Марксен, – согласился Жуков. – А нельзя это полюбовно решить? На церковные праздники – они в церкви, а на гражданские – самодеятельность?
– Ни в коем случае! – горячо вскинулся Марксен.
– Почему? Ты подумай…
– И думать нечего! – перебил Марксен. – Если ты впустишь их сюда с попом и кадилом, они отсюда еще тыщу лет не выйдут! – И семилетнему пацану на сцене: – Петя, не части!
– Но понимаешь, Марик, – сказал Жуков. – Ты знаешь разницу между селом и деревней?
– Нет. Какая разница?
– А-а! То-то! – назидательно ответил Жуков. – Вот у нас сейчас что? Деревня Долгие Крики, и нам из районного бюджета что дают? Копейки! А соседям в Черные Грязи что дают? Рубли! Потому что у них село, у села статус выше, понимаешь? А на самом-то деле село – это что такое? Та же деревня, только если в ней церковь имеется. Теперь понимаешь?
Тут Марксен вдруг порывисто вскочил на сцену и закричал танцующим детям:
– Стоп! Стоп! Замрите! – и хлопнул в ладоши.
Дети по его хлопку замерли в своих позах, как статуи.
Марксен обошел их, трогая каждого и даже толкая, чтоб пошевелить, но дети словно окаменели.
Проверив последнего, Марксен с гордостью повернулся к Жукову:
– Видишь? Они у меня не только танцуют! Они римскими статуями стоят! А хочешь – греческими будут стоять по пять часов не шелохнувшись! – И снова хлопнул в ладоши: – Отомрите! А теперь греческими богами – замрите! – И опять хлопок.
Дети по этому хлопку действительно сменили позы и застыли теперь на манер древнегреческих статуй богов и богинь.
– Понял? – сказал Марксен Жукову. – Но и это не все! Алена, коман сова?
– Сова бьен! – ответила Алена.
– Понял? – гордо спросил Марксен у Жукова.
– Ни хрена не понял! – сказал Жуков.
– И правильно! – согласился Марксен. – Потому что ты, я извиняюсь, человек необразованный! А они у меня и по-французски, и по-английски. Петька, отомри! Хау ар йю?