Свистулькин - стр. 21

Дальнейшие события той ночи известны по сообщениям Екатерины Александровны. Свою историю она множество раз повторяла самому широкому кругу лиц. С незначительными вариациями рассказ приведен в мемуарах Ивана Дмитриевича Якушкина и Евграфа Федотовича Комаровского, неизданных записках князя Юрия Сергеевича Хованского, письмах, в частности, Николая Александровича Саблукова, записи беседы с Романом Романовичем Галлом из архива А. Ф. Лабзина. Причем это только те, кто слышал рассказ непосредственно от Екатерины Александровны. Пересказов же и отрывочных свидетельств насчитывается много десятков, если не сотен. В российской печати вплоть до революции 1905 года существовал цензурный запрет на любое упоминание убийства Павла I. Поэтому отдельно стоит упомянуть книгу о России Дюпре де Сен-Мора, где французский путешественник прямо связывает рассказ Аплечеевой с убийством императора. Также события этой ночи, пусть смутно и неподробно, описаны самой Екатериной Александровной в письме Лабзину.

Около полуночи она проснулась от криков, раздававшихся из спальни мужа. Екатерина Александровна подбежала к двери, разделявшей смежные комнаты, но та была заперта. Аплечеева деликатно постучала, опасаясь, не привиделось ли ей во сне. Когда вновь раздался крик, Екатерина Александровна узнала голос супруга.

– Вон! Вон! – кричал, даже почти рычал Александр Андреевич. – Вы не смеете!

Не зная, что делать, Екатерина Александровна схватила с комода фонарь и выбежала из спальни в коридор, в ту же секунду с грохотом распахнулась дверь, Аплечеев выскочил в коридор в ночной сорочке и колпаке.

– Подите к черту! – крикнул он вглубь своей спальни.

Екатерина Александровна подошла к супругу и заглянула в комнату. Возле кровати горели свечи, на полу лежал перевернутый пюпитр для письма, были рассыпаны листы служебной переписки и карандаши, из опрокинутой чернильницы растекалась сверкающая агатовая лужица. В спальне никого не было.

– С кем ты говоришь, Саша?

– Мадера.

– Что?..

– Была же мадера. Где?

Екатерина Александровна молчала в изумлении. Александр Андреевич говорил самым спокойным тоном, отчего становилось еще страшнее.

– В буфетной? Да, надо полагать, в буфетной.

С этими словами он забрал у нее фонарь, неторопливо разжег его и двинулся вглубь квартиры. Екатерина Александровна молча следовала за ним. Из людской выглядывали горничная Варя и кухарка Агаша. Александр Андреевич бросил на них взгляд – и прислуга исчезла за дверью. В буфетной обер-полицмейстер неторопливо отыскал мадеру, после чего с некоторым недоумением осмотрел запечатанную бутылку.

– Штопор, – сказал он. – А впрочем… Водка? – взял он в руки графин.

Екатерина Александровна молча кивнула.

– Анисовая?

Екатерина Александровна кивнула опять.

– Превосходно, – Александр Андреевич взял стакан, зачем-то с силой дунул в него, наполнил до трети и деловито выпил, ритмично двигая кадыком.

– Саша, что с тобой?

Аплечеев словно ждал этого вопроса, он заговорил, непонятно, но с большим напором:

– Не уймется старый черт. И речи дурные. Ведь глупость. Глу-по-сть! Долг. Что долг? Надо же разбирать. Кому прибыль, коли погублю будущее свое, службу, старания, труды пущу прахом? К чему? Плетью обуха… И ведь как живой, только просвечивает немного… и не поверит никто…