Свинцовая строчка - стр. 11

Кончается март! Никогда с таким нетерпением люди не ждали весны, которая должна принести в первую очередь тепло.

Весна будет страшная, вероятно, самая страшная из всех прошедших, но ведь идет война.

Мы переехали в Ленинградскую область, а проклятый Холм, о котором я писал, что дни его сочтены, так и не взят. По этому маленькому городишку мы выпустили 47 000 снарядов. В кино это красиво смотрится, но в кино видишь, а не чувствуешь.

В пополнении, которое мы получили, было очень много горьковчан, но они не пособили, да их уже и нет…

Тася, я тут как-то письмо довольно резкое написал – так ведь это ночью было, а ночью по-особому пишется. И письма нам часто приносят ночью. Положено сразу разбудить. Распечатаешь и читаешь при мерцающем свете поленьев. Тася, скажи, чтобы шибко не сердились. Я сейчас и не помню, что там написано. Тася, а почему у меня нет адресов Легостина и Миколки Белавина?

Если Легочка был в декабре в Москве, почему мне не сказали? Знаешь, я исписался, что ли – одни претензии. Вероятно, потому, что весна еще не пришла.

О самолетах писать надоело, о том, что мины и снаряды свистят, – смешно. Конечно, можно писать о лесе, сейчас лес начал шуметь; зимой же в лесу тихо-тихо, только похрустывают ветки, резко разносятся выстрелы пушек, а два дня назад было тепло (сейчас опять мороз). Я шел по лесу, и чувствовалось что-то новое, оттаявшее: деревья зашумели, и к этому добавилось пение птиц.

Здорово! Верно! Я обещал писать, когда начнется весна, так вот – она началась, и речка внизу, под горой, у самой хаты, переполнена водой. Речка называется Алешня, она течет в крутых обрывистых берегах, таких речек здесь сотни. Как хороша здесь весна, сколько здесь разных контрастов. Идешь по дороге: огромные сосны, крутые обрывистые склоны оврагов покрыты деревьями.

Мы идем с Лукиновым на передовую, на НП наших батарей; это путешествие нам приходится совершать почти каждый день, ибо живем мы в деревушке, в районе огневых позиций. Я хожу с палочкой и пропускаю воду, которая застоялась в ручейках на дорогах. Это приятно, а раз приятно, то почему же не делать. И вы стали бы это делать, если бы имели время.

Садимся на пригорке, под теплыми лучами солнца, скручиваем цигарки и курим. Светит солнышко, поют птицы. Хорошо описывал такие места Гамсун, но без сегодняшних местных малоприятных реалий. По обочине дороги лежат целые и полуразложившиеся трупы лошадей: кишки, кости, ноги, кровь и т. д. Нам приходится переходить большую реку: лед освободился от снега и теперь весь красный от крови. Здесь это обыденность и не нарушает гармонии первого теплого весеннего дня.

А звуки: сколько новых добавляется к звукам обычной гамсуновской весны. Тишины здесь не бывает. Все время несутся раскаты пушек, стучат за речкой пулеметы, иногда слышатся автоматные очереди (это уже забавляются наши солдаты), и все эти звуки идут помимо сознания, хотя слух все время напряжен, выбирает из этого хаоса свист мин и шуршание снарядов, пролетающих над головой. Ведь если свистит пуля, это значит, что она уже пролетела мимо, а если свистит мина, так ее слышно издалека, и всегда успеешь лечь.