Свидетельства достоверности Библии - стр. 11

После моей молитвы не произошло ничего необыкновенного. Молнии не засверкали. Ангельские крылья у меня не выросли. Если честно, мне стало намного хуже, чем до молитвы, и я даже почувствовал тошноту. Я боялся, что впоследствии, разумно все взвесив, я пожалею о решении, к которому подтолкнули меня чувства. Но более всего я боялся того, что скажут мои друзья, когда узнают об этом. Я понимал, что совершил очень серьезный шаг.

Но в последующие полтора года жизнь моя коренным образом изменилась. Я стал иначе относиться к людям, и это, пожалуй, самое важное. Во время учебы в университете я распланировал всю свою жизнь на двадцать пять лет вперед. Моей

главной мечтой было стать губернатором штата Мичиган. На людей я смотрел как на трамплин для достижения мной успеха на политическом поприще. Я вообще полагал, что люди существуют для того, чтобы их использовать. Но после того, как я доверился Христу, я стал думать по-другому. У меня больше не возникало желания использовать других ради моих целей – теперь я хотел служить людям. Моя жизнь перестала вращаться вокруг меня самого, в нее вошли чужие нужды и интересы. И изменение это было поразительным.

Еще одно изменение касалось моего раздражительного характера. Я мог вспылить от одного только неласкового взгляда. У меня до сих пор сохранились шрамы после драки на первом курсе, когда я чуть не убил человека. Вспышки ярости были для меня настолько привычными, что я даже не пытался как-то с этим бороться. Но однажды, когда все подталкивало меня к приступу ярости, я вдруг с удивлением обнаружил, что полностью контролирую свои эмоции и не испытываю никакого раздражения. До идеала, конечно, далеко, но разительные перемены в моем характере очевидны.

Но, пожалуй, самое серьезное изменение во мне касается ненависти и обид. Все мое детство было отравлено ненавистью по отношению к человеку, которого я ненавидел как никого на свете. Я презирал все, что он делал или говорил. Еще мальчиком я, бывало, лежал по ночам в своей постели и представлял, как убью его и полиция меня не поймает. Этим человеком был мой отец.

Отец мой был известным всему городу алкоголиком. Не припомню, чтобы когда-нибудь я видел его трезвым. Ребята в школе часто смеялись над тем, что мой отец валяется пьяным в придорожных канавах, выставляя себя на посмешище. Их шутки и насмешки глубоко ранили меня, но я и вида не показывал. Я смеялся вместе со всеми. Свою боль я таил глубоко в душе.

Иногда я заставал маму в коровнике скорчившейся в куче навоза за коровьими стойлами – отец жестоко избивал ее поливочным шлангом, так что она потом не могла встать. В такие минуты во мне закипала ярость, и я клялся себе, что, когда вырасту, убью отца. Когда отец напивался и к нам заходили люди, я хватал его за воротник, волоком тащил в коровник и там привязывал к стене. Затем я прятал его грузовик на заднем дворе и говорил всем, кто бы ни приходил, что отец отлучился по делам. Я связывал отцу руки и ноги, а конец веревки завязывал петлей и накидывал ему на шею. Втайне я надеялся, что он начнет вырываться и задушит себя.