Свидетель Пикассо - стр. 12
– Я могу назвать книгу «Мой друг юности Пабло Пикассо» или просто «Мой друг Пикассо». Это будет книга интервью, рассуждений о его творчестве. Как считаешь, Инес?
Инес сама поговорила с отцом, заняла у него денег для поездки Саба. Он купил билет в вагон второго класса до Парижа, еще осталось на карманные расходы. Малыш Сальватор вел себя тихо – в основном спал, благостно улыбаясь. Саб счел это хорошим знаком.
Тридцать четыре года назад он ехал к Пабло в Париж, чтобы утешить его после самоубийства их общего друга Касагемоса. Несколько месяцев потом Саб был для Пикассо собеседником и нянькой: ему пришлось выдерживать вспышки отчаяния и агрессии, они случались у Пабло иногда несколько раз в день, и тогда Сабу хотелось бежать, подальше, обратно в Барселону или хотя бы в кафе по соседству на Монмартре.
«Я терялся: отправить Пабло в больницу? Звать на помощь друзей? А теперь я думаю об этом времени в Париже как о самом счастливом в моей жизни. Наверное, это оттого, что Пабло выстоял, сохранил и преумножил свой дар, вот поэтому мой взгляд на то время столь романтичен. Неужели только результат оправдывает любые жертвы? У одних он есть, у других остаются сожаления, они так и называются – «бес-плодные». То, что не принесло плодов, не считается жизнью», – рассуждал Саб, глядя на Пиренеи. Горы в закатном солнце казались темно-синими, мерцали фиолетовыми бликами. Соседям по купе, супружеской паре, которая впервые отправилась в Париж, хотелось поболтать, но Саб сделал вид, что дремлет. Когда он открыл глаза – иссиня-черные утесы за окном словно растаяли и превратились в мягкие холмы, пейзаж стал цветным и жизнерадостным. Это означало, что Париж приближается. Его встретит Пикассо! Невероятно! Наверняка город его юности изменился. Да и от него, Жауме Сабартеса, образованного и элегантного молодого человека из аристократической семьи, мало что осталось.
«Очень важно, выдал ли Всевышний человеку вместе с даром (с возможностью дара, если говорить точнее) уверенность в себе, стойкий характер и работоспособность, – рассуждал он, снова закрыв глаза. – У многих художников и поэтов – их в Барселоне в нашей компании было предостаточно – дар можно было «подозревать», они «подавали большие надежды», но надо было ждать, сможет ли талант проявиться в полной мере или ему помешают обстоятельства, слабое здоровье, дурные привычки, вселенские катаклизмы, несчастная любовь и все что угодно. Дар Пикассо проявлял себя ежеминутно, невзирая абсолютно ни на какие препоны, он даже становился сильнее, если вокруг происходили катастрофы. Дар Пикассо был способен превозмочь потерю друзей, измены женщин, пьянство, наркотики, дурную болезнь, подхваченную в борделе… Поэтому обычные люди, однажды подойдя близко к Пабло, уже не хотели отдаляться: так чудесно, захватывающе было наблюдать за руками, которые трудились будто сами по себе, – изящные руки Пикассо то мгновенно складывали профиль собеседника из проволоки, то чертили спичкой на стекле силуэт птицы, то делали набросок на бумажной скатерти кафе – любой материал превращался в нечто одушевленное. Руки Пикассо присваивали мир. Они работали вместе с глазами, которые выхватывали из окружающей действительности то, что Пабло желал пересоздать по-своему. Пабло явился в мир уменьшенной копией или же могущественным посланцем Творца; человек с горящим взглядом, выдержать который обычному человеку было физически трудно, это был взгляд василиска или одержимого. Иногда было тяжело просто находиться рядом с ним».