Светлейший князь Потёмкин-Таврический - стр. 15

Желание императрицы вскоре было исполнено. В марте 1776 года был доставлен Потёмкину диплом на княжеское достоинство[100]. Рассказывали, впрочем, что Иосиф II, изъявляя готовность исполнить желание Екатерины, указал на разные случаи отказа в даровании этого титула[101]. Что касается шведского Серафимского ордена, то король Густав III, как передавали в то время в среде дипломатов, сначала не хотел пожаловать Потёмкина кавалером этого ордена, так что приходилось подействовать на него для достижения этой цели чрез французского посланника в Стокгольме[102]. Заметим, кстати, что несколько позже, во время пребывания в России английского дипломата Герриса, Потёмкин домогался английского ордена Подвязки, и Геррис ходатайствовал об этом перед королем Георгом III. Последний же не только не удостоил Потёмкина этой чести, но даже сделал выговор Геррису за такую просьбу[103].

Не без основания как тогда, так и после иностранные дипломаты передавали друг другу разные анекдотические черты неограниченного честолюбия Потёмкина; рассказывали, например, что в 1775 году он мечтал о польской короне[104]. Как бы то ни было, честолюбие фаворита находило обильную пищу в раболепстве, с которым относились к нему люди разных сословий, не исключая самых знатных вельмож.

Тот же самый университет московский, который исключил Потёмкина из числа своих студентов, восхвалял его в латинских виршах, сочиненных неким Гумилевским. Стихотворение это имеет заглавие «Ulustrissimo Сотiti Grigorio Аlexаndridi de Potemkin hoc grаti аnimi sui documentum off ert Асаdemiа Mosquensis»[105]. Безбородко, поздравляя Потёмкина с возвышением, просил его ходатайства для получения разных наград[106]. Завадовский, который немного позже сделался некоторым образом соперником Потёмкина, для себя или для графа Семена Романовича Воронцова просил Потёмкина о покровительстве[107]. Князь С. Голицын, узнав о возвышении Потёмкина, писал ему между прочим: «Этот пост, можно сказать, вам давно уже принадлежал»[108]. Разные духовные лица, например московский архиепископ Платон, митрополит петербургский Гавриил, архиепископ псковский, обращались к Потёмкину с письмами, в которых поздравляли его с разными наградами[109]. Протоиерей Алексеев поднес ему сочиненный им «Церковный Словарь»[110]. Писатели, как Сумароков и Херасков, восхваляли его как мецената[111]. Гренадеры лейб-гвардии Семеновского полка, участвовавшие в государственном перевороте 1762 года, обратились к Потёмкину с просьбою наградить их за услугу, оказанную императрице при этом случае[112]. Даже граф Алексей Орлов писал к Потёмкину из Пизы в это время в самых лестных выражениях[113].

Что касается личных отношений Потёмкина к вельможам, то мы видели выше, что он сначала угождал Панину, но старался действовать против Григория Орлова. Впрочем, рассказы современников-наблюдателей об интригах Потёмкина основаны лишь на сплетнях и не заслуживают особенного внимания[114]. Так, например, в то время когда в среде иностранцев говорили о вражде между графом Кириллом Григорьевичем Разумовским и Потёмкиным, в более достоверных источниках встречаются противоположные данные[115].

О ненависти Сиверса к Потёмкину в это время мы узнаем из письма Сиверса к императрице, в котором он порицал равнодушие его к благу империи и указывал на его неспособность заниматься делами. Екатерина отвечала Сиверсу: «Ревность продиктовала ваше письмо, которое я сожгла»