Светила - стр. 90

– Я выпишу вам чек в понедельник утром, – наконец произнес Нильссен, выводя окончательную сумму. – Мы можем дать заявку на подряд в понедельничном номере газеты – я немедленно пошлю записку Левенталю. Я бы посоветовал, чтобы рабочие пришли записываться сюда, на Аукционный двор, ровно в десять, – это даст людям шанс прочесть газету и всем рассказать о прочитанном. К полудню понедельника, если погода позволит, мы уже сможем начать работы на строительном участке.

Шепард сощурился.

– Вы сказали – Левенталь? Бен Левенталь – это который еврей?

– Ну да, – заморгал Нильссен. – А где и разместить объявление, как не в газете? Если хотите, можно, конечно, напечатать рекламные листки или бюллетени, но «Таймс» читают все.

– Надеюсь, мы договорились, что инвестиция вашего комиссионного вознаграждения – это строго конфиденциальное дело.

– Договорились, сэр. – Повисла пауза. – Честное слово, – добавил Нильссен и тут же пожалел о сказанном.

– Вероятно, нам стоило бы добавить в договор отдельную статью на этот счет, – небрежно обронил Шепард. – Для вящего спокойствия.

– Вы можете положиться на мое благоразумие, – отозвался Нильссен и снова вспыхнул до ушей.

– От души надеюсь, что и впрямь могу. – Шепард встал и протянул руку.

Поднялся на ноги и Нильссен; джентльмены обменялись рукопожатием.

– Мистер Шепард, – внезапно окликнул его Нильссен, когда гость уже собирался было уходить, – вот вы говорили про варварство и законность, мир старый и новый…

– Было дело. – Шепард невозмутимо глядел на него.

– Мне бы очень хотелось услышать, как такой образ мыслей применим ко всей этой истории – к имуществу, к «золотому кладу» и вдовице Уэллс.

Шепард надолго задумался.

– Золотой клад, «билет домой», – это возможность полного преображения, мистер Нильссен, – изрек он наконец. – Отыскав самородок, человек может выкупить собственную жизнь. Таких обещаний в мире законности не дают.

После того как Шепард ушел, Нильссен еще долго сидел в своем офисе, снова и снова прокручивая в мыслях предложение тюремщика. В груди его зрели семена сомнения. Он чувствовал, что упустил какое-то связующее звено, – как если бы нашел в старой жилетке, в кармане для часов, завязанный узлом и скомканный носовой платок и, хоть убей, никак не мог вспомнить, что именно этот узел должен подсказать ему: что за поручение, что за обязанность, и где он вообще находился, когда завязал уголки и спрятал платок у самого сердца. Он побарабанил пальцами; он потеребил лацкан. В окна хлестал дождь. Серые тени в комнате сдвинулись: солнце садилось в тучи. Внезапно Нильссен встал, подошел к двери, чуть приоткрыл ее.

– Альберт! – крикнул он сквозь щель.

– Да, сэр! – откликнулся клерк из приемной.

– Кросби Уэллс – ну этот, покойник…

– Сэр?

– Кто нашел тело? Напомни мне.

– Группа людей, сэр, – отозвался Альберт.

– Ты помнишь эту историю?

– Ее в газетах пропечатали – могу найти, если надо.

– Просто расскажи, что знаешь.

– Маленький отряд остановился подкрепиться и обнаружил мистера Уэллса мертвым: он, как я понимаю, только-только испустил дух. Сидел себе за кухонным столом – так в газетах говорится.

– А как нашедшего звали? – Но Нильссен уже все понял. Он прижался лбом к дверному косяку: его затошнило.

– Да это тот самый парень, который за уэстлендское место борется, – отозвался Альберт. – Он сам из Кентербери. Вы с ним на прошлой недели встречались в «Звезде». Звать Алистер Лодербек.