Свет во тьме - стр. 12
СВЕТЛАНА. Идём отсюда. Ради бога, идём отсюда!
Стремительно уходят. А вслед им несётся бесовская ржачка из комнаты смеха. Они идут к выходу из парка. Из чёрных репродукторов несётся бодрая советская песня: «Шагай вперёд, комсомольское племя, мы будем петь, чтоб улыбки цвели. Мы покоряем пространство и время. Мы молодые хозяева земли…» Навстречу им – гуляющая нарядная воскресная публика: военные, милиционеры, совслужащие, пионеры. Но время от времени их лица превращаются в монстров со звериным оскалом, и Светлане приходится каждый раз встряхивать головой, чтобы прогнать это жуткое наваждение.
КРИС (Встревоженно.) Что с тобой? Что-нибудь случилось?
СВЕТЛАНА. Нет-нет. Это пройдёт. Это у меня бывает иногда. Приступы беспричинного страха. Он приходит и уходит, как страшный сон. Это ещё с детства. В детстве, бабушка говорит, я кричала по ночам. А потом прошло. И это пройдёт. Не обращай внимания.
ГОЛОС ИЗ ЧЁРНОГО РЕПРОДУКТОРА. «Чтобы тело и душа были молоды, были молоды, закаляйся, как сталь…»
Аудитория института. Общая лекция по истории искусства. Перед студентами, до отказа заполнившими аудиторию, стенд с гравюрами Франсиско Гойи из цикла «Капричиос». Перед стендом профессор с указкой.
ПРОФЕССОР. В истории искусства было два Гойи. Ну, скажем, как в истории литературы – два Гоголя: один – автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Тараса Бульбы»; и автор «Шинели» и «Носа». Так и здесь. Один Гойя – автор изысканных женских портретов, потрясающих по своему проникновению во внутренний мир человека, и автор вот всей этой мерзости человеческой, но столь же гениальной.
Он и сам себя никак не мог понять. Он прозрел – или это плоды надвигавшегося безумия. Обратите внимание на эту гравюру, подписанную: El sueno de la razon produce monstruos («Сон разума рождает чудовищ»). Мы ещё вернёмся к этой работе. А теперь обратите внимание на это свадебное шествие. Красота и молодость – временная оболочка. Она быстро разрушается, и тогда из-под одряхлевшей оболочки проявляется звериное лицо. Всё глубже проникают козни демонов в изображаемую им жизнь. Человеческое и дьявольское переплетаются в его «Капричиос» самым непостижимым образом. От этих рисунков поднимается запах ладана и серы. Это правдивее самой правды.
Светлана в шоке. Гойевские демоны срываются со своих мест и обрушиваются на неё. Она с большим трудом стряхивает с себя это наваждение.
ПРОФЕССОР. Но он обуздал дьявольское племя, пригвоздил к бумаге. У него нет ни капли страха перед этой нечистью. Он испытывает глубокую презрительную, злобную жалость к тем, кто всю жизнь дрожит перед нечистой силой.
ГОЛОС ИЗ АУДИТОРИИ. Да, по-моему, это всё бред сумасшедшего. Творчество пациентов психушек. Наглядное пособие внутреннего мира душевнобольного. (В аудитории – смех одобрения.)
Светлана смотрит на этого студента, и постепенно его лицо превращается в одно из звериных рыл из офортов Гойи, а смеющиеся студенты – в ржущее стадо гойевских персонажей. Из этого наваждения её выводит голос профессора.
ПРОФЕССОР. Не торопитесь с выводами, дорогие товарищи. А вот Фридрих Энгельс, один из основоположников научного коммунизма, имел по этому поводу другое мнение. В своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» он говорил, что Гойя в своих «Капричиос» изобразил народ, показал нищих духом, которые с неиссякаемым слепым терпением кормят и холят своих угнетателей. Энгельс считал, что Гойя изобразил безропотную, безликую массу простых подневольных людей, застывших в тупой, тяжкой неподвижности. Вот ведь как.