Свет в океане - стр. 32
Том сверился с карандашными записями на бумажке, которую сжимал в ладони. Точно, вот нужная дверь! В памяти всплыл успокаивающий материнский голос: «Не надо плакать, мой маленький Томас. Давай-ка мы вместе забинтуем царапинку!»
Ему никто не ответил, и он, постучав еще раз, неуверенно повернул ручку. Дверь оказалась незапертой, и Том вошел. В комнате он сразу ощутил такой знакомый с детства родной запах, который, правда, перебивал стойкий «аромат» табака и дешевой выпивки. В полутемном помещении бросалась в глаза неубранная постель и видавшее виды кресло. Все в коричневых тонах. На оконном стекле трещина, а одинокая роза в вазе давно завяла.
– Ищете Элли Шербурн? – Голос принадлежал жилистому лысеющему мужчине, появившемуся в дверях.
Он никак не ожидал услышать ее имя. И потом – «Элли». В его представлении мать никогда не ассоциировалась с именем «Элли».
– Да, миссис Шербурн. Когда она вернется?
Мужчина хмыкнул:
– Она не вернется. А жаль, она задолжала мне за месяц.
В жизни все оказалось совсем не так, как он рассчитывал. Он же так долго мечтал о встрече с матерью! Сердце Тома учащенно забилось.
– А у вас есть адрес, куда она переехала?
– Там нет адреса. Она умерла три недели назад. Я как раз зашел убрать оставшиеся вещи.
Том ожидал чего угодно, но только не этого. Он замер на месте, не в силах пошевелиться.
– Хотите сюда вселиться? – поинтересовался мужчина.
Том помедлил и достал из бумажника пять фунтов стерлингов.
– Это за ее проживание, – тихо произнес он и вышел в коридор, глотая слезы.
Там перед самой войной, на тихой улочке на окраине Сиднея, оборвалась нить надежды, которой Том жил так долго. Через месяц он записался добровольцем на фронт, указав в документах ближайшей родственницей мать и ее адрес в меблированных комнатах. Вербовщикам было все равно.
Том провел рукой по деревянной планке, которую выточил, и попытался представить, что написал бы в письме матери, будь она жива, и как бы сообщил о ребенке. Он взял новую доску и отмерил рулеткой нужное расстояние.
– Заведей[4], – сказала Изабель, стараясь сохранить серьезное выражение лица, и только уголки губ слегка подергивались.
– Что? – переспросил он, перестав потирать ногу.
– Заведей, – повторила она, опуская голову в книгу, чтобы не встретиться с ним взглядом.
– Ты серьезно? Что это еще за имя…
На ее лице появилось обиженное выражение.
– Так звали моего двоюродного дедушку. Заведей Занзибар Грейсмарк.
Том изумленно на нее уставился, и она продолжила:
– Я обещала бабушке перед ее кончиной назвать своего сына, если он у меня будет, именем ее брата. Я не могу взять свое обещание обратно.
– Вообще-то я думал о нормальном имени.
– Ты хочешь сказать, что у моего двоюродного дедушки было ненормальное имя? – Изабель, не выдержав, расхохоталась: – Купился! Купился с потрохами!
– Ах ты, хитрюга! Ты об этом еще пожалеешь!
– Нет, перестань! Хватит!
– Никакой пощады!
Он щекотал ее в живот и шею.
– Сдаюсь!
– Слишком поздно!
Они лежали на траве, за которой начиналась Отмель Кораблекрушений. День клонился к вечеру, и мягкие лучи солнца окрашивали белый песок в золото.
Неожиданно Том замер.
– Что случилось? – спросила Изабель, выглядывая из-под длинных прядей волос, закрывавших лицо.
Он откинул ей пряди назад и долго смотрел, не говоря ни слова.