Свет в конце Бродвея - стр. 17

– Все равно, уволила бы всех, чтобы знали, как чужие грешки прикрывать.

Но Алена никого из сотрудников музея больше увольнять не стала, а вчера поняла, что, оказывается, зря она была такой доброй. Работницы не простили ей Светкиного увольнения. Начали распускать про хозяйку слухи. И слухи про Аленину жестокость расползались очень нехорошие. А новеньких, так тех уже и просто пугали именем хозяйки, словно она была страшным зверем, а не матерью родной, как работницы прежде пели ей в один голос.

И, закончив свой рассказ, Алена взглянула на подругу.

– Вот такие разговоры я слышала трижды за один только вчерашний день. Понимаешь, как это все гадко?

– Да, ситуация разворачивается неприятная, – согласилась Инга. – Но из всего того, что ты мне рассказала, я не вижу никаких предпосылок для какого-то особого злодейства.

– Не видишь?

– Нет. По-моему, имеет место обычное банальное недовольство бедных богатыми и исторически заложенное недопонимание между низами и верхами. Низы полагают, что верхам все далось само собой. А верхи считают, что низы слишком инертны и ленивы, чтобы подняться наверх. Те и другие по-своему правы. Но твой Василий Петрович сделал для здешних жителей очень много. Я помню эти черные полугнилые дома, в которых деревенские перебивались с хлеба на воду.

Работы не было, денег у людей соответственно тоже не было. Даже электричества не имелось, потому что им его отключили за неуплату! А теперь в каждом дворе сытая скотина мычит, куда ни зайдешь – всюду плазмы на стенах и ковры на полах. Дети довольные и румяные по поселку бегают. И после всего этого жители еще и недовольны! Права твоя баба Ваня: неблагодарные они, и все тут!

Мне кажется, ты должна простить и забыть, – посоветовала подруге Инга.

– А разговоры?

– Да пусть говорят что хотят! Собаки лают, а караван идет. Вот и пусть ваш с Василием Петровичем караван идет себе дальше. Уверена: в душе люди понимают, что благодаря твоему мужу их жизнь переменилась не в худшую, а в лучшую сторону.

Но Алена не согласилась с Ингой:

– А мне все равно кажется: мутит людей кто-то. Только очень уж хитро поступает. Никаких прямых улик, сколько я ни старалась, мне собрать так и не удалось.

– Да, без улик плохо, – согласилась с подругой Инга. – Но, может быть, в последнее время случилось еще что-то? Ну что-то, кроме разговоров?

– Вообще-то случилось.

– Отлично! И что же?

– Правда, я не совсем уверена, что это происшествие связано с тем, о чем мы только что тут говорили.

– Все равно расскажи.

– Ну, в общем…

Алена колебалась достаточно долго, терпение Инги почти истощилось. Но потом подруга все же произнесла:

– Ну, в общем, не далее как сегодня утром я чудом избежала смерти.

– Погоди… как ты сказала? Сегодня?!

Сначала Инга решила, что ослышалась. Или это у подруги такое чувство юмора сделалось странное. Но потом поняла, что Алена не шутит.

– Почему же ты мне сразу об этом не сказала?

– Хотела дать тебе с дороги отдохнуть.

– И как это произошло? И где?

– Ты знаешь нашу рощицу за домом?

– Ту, где ты весной любишь слушать соловьев?

– Соловьи – это в мае, а сейчас август, – вздохнула Алена. – Но ты права, об этой рощице я и говорю.

Дубочки изначально планировались таким образом, чтобы все хозяйственные, жилые, складские или производственные строения находились среди изобилия природы. Василий Петрович считал, что если уж живешь на лоне природы, то нужно эту самую природу ощущать вокруг себя в полной мере. Поэтому его поместье занимало очень внушительную территорию, несмотря на то что запросто могло бы уместиться на одной трети занимаемой площади.