Свет далекой звезды - стр. 7
И заберите эту боль.
Темнота, ты почему молчишь? Я обращаюсь, ты отвечай. Не унижай меня. Дай мне понять, что я еще хоть что-то значу. У тебя нет ответов – так и скажи. Ты мучаешь меня – но где же хохот? А если не нужна я тебе, то отпусти меня. Я нарисую тебе множество дверей, и я согласна на ключ от любой из них, даже если там не то, что я хочу увидеть.
Я лишь хочу увидеть мир.
Если в чем-то есть моя вина, то я готова слушать. Не надо адвоката, ведь только Бог судья. Если я была слишком слепа, чтобы видеть знаки, то сейчас готова я смотреть во все глаза. Молчите все? Я поняла, что нет ко мне претензий. Ну, я пойду?
Где мой журнал, где моя жизнь описана? Что сделала я такого, что мне отключили свет? Какой же из грехов не оплатила? Я просмотрю журнал, затем сознаюсь. Но не могу читать я в Темноте.
Ведь боль – такой намек, да? Я должна сама все вспомнить? И что же именно я так должна понять?
Я раскалываю боль на части – сейчас это единственное, чем я могу заняться. На глыбы тяжести, на сгустки пламени, на ниточки агонии. Ищу себя и все, чем я являюсь.
Но там ничего, ничего нет!
* * *
Время, что с тобой? Ты вообще существуешь?
* * *
Я медленно открыла глаза.
Похлопала ресницами.
Тяжелое одеяло навалилось на меня вместе с больничными запахами. Зубы были разжаты, во рту стоял мерзкий вкус пластика. Трубка все еще позволяла мне дышать. Лампы светили прямо в лицо, их раздражающее сипение встало на слуховую вахту, заменяя звон в ушах.
Божена сидела рядом, глядя на меня. Ее побледневшее лицо повернулось в мою сторону, и губы задрожали.
– Алька, – произнесла она и обняла меня, сотрясаясь от рыданий.
Я попыталась что-то сказать, но трубка мешала.
– Сейчас, – сказала Божена, вытирая слезы. – Не двигайся, подожди. Я врача позову.
Она нащупала кнопку вызова и стала лихорадочно вдавливать ее.
Никогда не любила докторов. Надо сказать, не люблю и сейчас. Вроде бы и благородное дело делают, а все равно. Мне крутили голову в разные стороны, что-то спрашивали. Можно подумать, я была в настроении. Оставалось только лежать и мычать в ответ на все вопросы. Казалось, что я говорю осмысленно, но уже через пару секунд я начинала в этом сомневаться. Тем не менее, за одно только освобождение воздуховода я была готова отдать все карманные.
Несколько минут спустя мы с Боженкой снова остались одни, зная, что это ненадолго.
– Сколько я тут лежу? – спросила я, откашливаясь. Меня предусмотрительно обкололи какой-то дрянью, но боль она все же снимала не полностью. С каждым слогом кто-то словно вкручивал мне в голову огромный винт.
– Шесть дней, – ответила Женя.
Однако.
– А на седьмой Бог заново создал Алексу, – пробормотала я.
Божена сжала мою руку в своей ладони. Я ощутила легкий укол. Совесть, это ты?
Нет, это всего лишь игла капельницы.
– Что произошло? – подумала я вслух.
– Ограбление, – сказала Женя. – Ты помнишь?
Мой чайник покипел еще немножко, пока не пошли бульки.
– Да, – произнесла я, подавив желание кивнуть. – Женя… в тебя стреляли.
Боженка замотала головой.
– Нет, – ответила она. – Меня хотели напугать. Выстрелили куда-то над ухом. А тебя ударили чем-то. Пистолетом, наверное, я не видела.
Мамочки.
– За что? – спросила я, приготовившись услышать самые разные ответы. Женя положила голову мне на грудь, обхватив меня руками. Слезы покатились по ее щекам.