Свенельд. Зов валькирий - стр. 31
У молодой пары родилось двое детей, а тем временем в Хольмгарде умер Хакон. Как и было условлено, Хельги отпустил Олава в его владения, но оставил себе уже его наследника – годовалого Харальда с кормилицей и служанкой. Грим прожил в Хольмгарде пятнадцать лет: здесь он вырос, стал мужчиной, но ни разу больше не видел родителей и даже не знал их лиц. Единственной его связью с родиной были те вести, что раз в год привозили с юга торговые люди.
Неудивительно, что в ночь после известия о скором прибытии киевских послов Грим сын Хельги едва мог спать. Всеми силами души жаждал он угадать, что несут ему посланцы далекого отца, но снилась такая путаная чепуха, что принять ее за вещий сон было никак нельзя.
День спустя посланцы прибыли. Десяток саней в сопровождении трех десятков отроков, конных и пеших, поднялись со льда Волхова по зимнему въезду и через посадские ворота вступили в город. На площади между дворами их ожидала толпа любопытных, а впереди всех Альмунд, посланный Олавом встретить гостей и проводить в дом. Из сыновей с ним был только Годред, но еще рядом стоял крепкий парень лет восемнадцати-девятнадцати – без шапки, в распахнутом кожухе. По облику он ничем не выделялся среди отроков Хольмгарда: продолговатое лицо с крупноватым носом, золотистая мягкая щетина вокруг рта, светло-золотистые, немного вьющиеся волосы, падавшие на широкий покатый лоб и на глаза, отчего он смотрел немного исподлобья. Выделял его только кафтан, видный под кожухом, – темно-зеленой шерсти, с отделкой голубым шелком с серебром, с серебряными пуговками. Да и сам кожух, крытый коричневой шерстью и подбитый куницей, говорил о многом.
Обоз возглавляли несколько всадников, чьи дорогие кожухи и шапки, уверенный вид указывали: не простые люди, бояре.
– Карл! – Скользнув взглядом по их лицам, юноша порывисто шагнул вперед. – Здравствуй!
Мужчина лет пятидесяти обернулся на голос. Крупные черты обветренного лица, широкий нос, ровные рыжеватые брови, поседевшая рыжеватая борода – весь облик его дышал несокрушимым спокойствием и уверенностью. Взгляд глубоко посаженных голубых глаз был внимателен и цепок. Он еще ничего не сказал, не сошел с коня, однако само его появление, предвещавшее перемены, казалось, уже все меняло.
Прежде чем ответить, он окинул говорившего быстрым внимательным взглядом. Они не виделись четыре лета, а в юности это много – за это время мальчик становится мужчиной и порой делается неузнаваем. Взгляд Карла зацепился за пояс парня – длинный кожаный ремень был усажен узорными серебряными бляшками хазарской работы. Он сам четыре лета назад привез сюда этот пояс вместе с мечом, когда отроку исполнилось четырнадцать. Носить такие пояса было в обычае в Киеве, но в Хольмгарде он имелся лишь один и сам указывал на личность обладателя.
– Здравствуй, Грим! – на северном языке сказал Карл, сойдя с седла и отдав поводья отроку. – Здравствуй, Альмунд! Слышал, у вас все благополучно?
– А у вас? – Грим придвинулся к нему. – Вы… не за мной?
Ему с трудом дался этот вопрос, но выносить неизвестность больше не было сил.
Карл, которому он мешал толком поздороваться с Альмундом, снова взглянул на парня.
– Нет, – спокойно ответил он. – Не в том смысле, о чем ты подумал. Но наше дело переменит и твою жизнь – к лучшему, я надеюсь.