Свадьбы не будет - стр. 12
Белый ворон. В детстве так дразнили, а сейчас, когда волосы поседели, нос заострился – стал на самом деле похож.
Николай всегда плевал на то, что о нем говорят. Мама с раннего детства внушила: «Собака лает – караван идет». Коля и шел куда считал нужным. Мальчишки прорывались в тогда еще полуподпольные секции карате, а он играл в шахматы. Одноклассники осваивали ролики со скейтбордами – Николай катался на пенсионерских беговых лыжах. Подростки яростно давили прыщи и бегали по свиданиям, а он ходил с мамой в консерваторию. Искренне считал: «Реквием» Моцарта даст ему куда больше, нежели чириканье какой-то девчонки.
Мама прожила до восьмидесяти восьми, и Коля всегда был при ней. Даже отдыхать вместе ездили. Почему нет, если оба любили архитектуру барокко, музей Прадо и термальные источники Италии?
Маменька – королевски прекрасная в своем эгоизме – жениться его не гнала, внуков не просила. Не скрывала: сын под боком ее устраивает. «Зачем тебе это ярмо? Пока жива, борщ я всегда сварю, а яичницу сварганить ты и сам умеешь». Вечера проводили интересно: сканворды, занимательные задачки, музыка, книги. Потребности (не слишком великие) Николай удовлетворял с замужней коллегой.
Когда мама умерла, пару месяцев казалось: он живет в пустоте. Тосковал, яростно колотил кулаком в стену, даже пил (хотя мама спиртное резко не одобряла). А потом пообвыкся. Книги ведь остались. И музыка. И сканворды. И зима наступила. Каждую субботу с воскресеньем Николай натягивал допотопный, но любимый спортивный костюм, брал старенькие, проверенные временем лыжи и отправлялся в парк Кусково. Знал его вдоль и поперек. Изредка, когда солнце и настроение под стать, выходил к людям – кружил вдоль бывшего имения графов Шереметевых. Но чаще на душе было мрачно – тогда катался по глухим, только им изъезженным тропкам-лыжням.
Там и встретил свою Василису. Морозным ветреным днем. Красна девица в ярко-розовой осенней курточке загребала легкими кроссовками глубокий снег и в голос рыдала.
В первую секунду Николай испугался: сумасшедшая. На улице минус двадцать, а она в рваных джинсах. И горло всем ветрам подставила – какой там шарф, куртка – и та не застегнута! Но развернуться и убежать не успел – девчонка завопила:
– Дяденька, стойте!
Николай никогда не любил сомнительных приключений. Но разглядел: нос и щеки у девчонки побелели, совсем ведь замерзнет. Неохотно двинулся в ее сторону.
Заблудшая – к нему, кричит дурниной:
– Где тут выход?
Не удержался, хмыкнул. Из машины, что ли, выбросили? Но снега кругом по пояс, и тропка следов – только ее, петляющая.
Проложил лыжню прямо к ногам девчонки, спросил строго:
– Как ты сюда попала?
Хлюпнула:
– Топиться шла.
– Чего? – опешил.
– Да тут, говорили, река есть. Не замерзает.
Опять засмеялся.
Девушка обиделась:
– Я точно знаю: есть! И вода там почти горячая, потому что в ней выбросы!
– Есть, – согласился Николай. – Только глубина реки – от силы полметра.
– Мне что, сейчас идти поглубже искать? – окрысилась девчонка.
– Нет… нет, конечно, – смутился.
Снял варежку, протянул:
– Щеки и нос разотри.
– Не, – помотала головой. – Больно.
– Надо, – почувствовал себя всесильным. – Терпи.
Минут пять растирал сам, на девчачий писк не обращал внимания. Наконец отпустил. Странница буркнула: