Суженая императора - стр. 15
Слышу вкрадчивое потрескивание поленьев в камине и приглушённый голосок Миреллы, напевающей песенку про солнце и луну, сменяющих друг друга в извечном круговороте. За закрытым окном в массивном переплёте пляшут тени крон деревьев, ветер играет с ветвями и желтеющей листвой.
– Как тебе, наверное, известно, каждый правитель Франской империи, принявший венец, должен взять жену и произвести первенца на свет прежде, чем достигнет сорока лет.
– Это известно всем в Империи.
– Жаль, что нынче в Империи никто не способен ответить на вопрос, что же в точности сотворили мои предки, дабы великое множество последующих поколений императоров могли производить на свет детей лишь в освящённом в храме союзе и до определённого возраста. В том-то и дело, Астра, никто в моём роду не может зачать ребёнка вне брака. О прецедентах ничего неизвестно, поэтому знатоки, посвящённые в детали, полагают, что таковых вовсе не было. До меня.
– Отравленная кровь.
В уединении отцовского замка и эатских лесов легко поверить, будто я одна такая, будто второй подобной мне нет во всём мире человеческом.
Столичные улицы быстро развеяли наивные мои убеждения.
В городе, где одиночке без имени и звонкой монеты исчезнуть проще простого, смесков было больше, чем возможно вообразить человеку несведущему. Полукровки и квартероны, потомки смешанных союзов, что случались порою в далёких землях, и дети рабов, вызволенных из плена рыцарями ордена Рассвета.
Бришойни одна из них.
Как и я.
Как и множество других нелюдей наполовину, с нечеловеческим даром ли, нечеловеческой внешностью, с тайнами, запечатанными в их жилах.
– Ты не удивлена, – роняет Стефан.
– Моё удивление по сему вопросу иссякло, ещё когда я носила Миреллу под сердцем, – я кручу в руке хрустальный бокал, рассматриваю алую лужицу вина на дне. – Доколе можно дивиться, когда у тебя живот уже с горку размером и никакой наряд в мире не способен его скрыть? Вскоре после рождения Миреллы моя мама ушла в объятия Айгина Благодатного, как и многие жители Эаты во время эпидемии девяносто седьмого. В тот год я боялась, безумно боялась за Миру, она ведь тогда совсем крохой была… а чёрная лихорадка забирала жизни взрослых людей куда крепче и здоровее беспомощных младенцев. Хвала богам, болезнь не тронула ни мою девочку, ни отца, ни меня, хотя опустошила изрядно что замок Завери, что округу. Отец умер на следующий год, в месяц злых вьюг, и мы с дочкой остались одни, в стылом замке, с долгами, которые я не могла оплатить, и горстью монет, которых не хватило бы даже на пристойное упокоение. Я собрала всё, что нашла и что могло пригодиться, взяла Миреллу и отправилась в столицу, надеясь, что нас не станут там искать. Я приехала в этот город оборванкой, с ребёнком на руках, обычная нищенка, да и только. Мне некогда было удивляться, Стефан, мне надо было выживать и заботиться о дочери. Уже здесь я узнала больше о смесках и нашей крови, но и тогда у меня не было ни сил, ни желания чему-то изумляться. Моя жизнь продолжалась и…
– Ты полагала небезосновательно, что я никогда не узнаю о дочери, – заканчивает Стефан.
– Ты бы и не узнал.
– Узнал бы.
– Разве? – я всё-таки позволяю себе капельку удивления. – И каким же образом? Прибыл бы с новым визитом в Эату? Или божественная воля, словно в романах, свела бы нас на улицах города?